Керенский - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Федюк cтр.№ 72

Савинков был великолепным организатором. К тому же он очень быстро адаптировался к любым условиям. Фронтовое офицерство сначала встретило "цареубийцу" враждебно, но уже через короткое время переменило это отношение. "Всё в нем: военная подтянутость внешнего облика, отчетливость жеста и походки, немногословная дельность распоряжений, пристрастие к шелковому белью и английскому мылу, главным же образом прирожденный и развитой дар распоряжения людьми — делало его стилистически настолько близким офицерству, что оно быстро теряло ощущение органической неприязни к нему". ^[265] Савинков был фигурой государственного масштаба, но ему никогда прежде не приходилось действовать на таком уровне, а специфическая атмосфера революционного подполья, наполненная интригами и мелким подсиживанием, формировала для этого не лучший опыт.

С Корниловым Савинкова впервые познакомил Филонен-ко. Дело происходило в те страшные дни, когда немцы прорвали русский фронт. Разумеется, и Корнилов, и Савинков накануне встречи попытались собрать максимум информации друг о друге. Для Савинкова не было секретом честолюбие Корнилова, как и то обстоятельство, что многие из окружения генерала хотели бы видеть его в роли российского Наполеона. "Генерал, — обратился Савинков к Корнилову, — я знаю, что если сложатся обстоятельства, при которых вы должны будете меня расстрелять, вы меня расстреляете". Выдержав паузу, он прибавил: "Но если условия сложатся так, что мне придется вас расстрелять, я тоже это сделаю". ^[266] Всё это звучит театрально до крайности, но вполне вписывается в манеру Савинкова. Корнилова, как ни странно, подобное начало разговора не смутило. Савинков заявил, что как революционер он является категорическим противником любой диктатуры. После короткого молчания Корнилов ответил, что лично он к диктатуре не стремится.

Савинков полагал, что он умеет разбираться в людях. Правда, история с предательством Азефа, которое он так долго отказывался признать, вызывает сомнения в этом его качестве. Хорошо знавший Савинкова английский дипломат-разведчик Р. Локкарт писал о нем: "Он так долго общался со шпионами и провокаторами, что, подобно герою одного из своих романов, он сам не знал, предает ли он себя или тех, кого хотел предать". ^[267] Во всяком случае, Корнилову Савинков поверил. Позже в показаниях комиссии по "корниловскому делу" он говорил, что из общения с Корниловым убедился в том, что тот "не только разделяет мой взгляд на необходимость твердой революционной власти, осуществляемой Временным правительством, но является тем человеком, который, стоя близко к Временному правительству, сможет взять на себя всю тяжесть проведения решительных мер для поднятия боеспособности армии". ^[268] Для Корнилова знакомство с Савинковым тоже стало важным рубежом. Теперь у него появилась солидная политическая поддержка, а значит, трамплин для выхода на новый уровень.

Фронт рушился, как карточный домик. Отступавшая русская армия превратилась в толпу погромщиков и мародеров. На своем пути она творила кровавые бесчинства. В воспоминаниях генерала П. Н. Врангеля мы находим страшную картину этих дней: "Город горел в нескольких местах, толпа солдат, разбив железные шторы, громила магазины. Из окон домов неслись вопли, слышался плач. На тротуаре валялись разбитые ящики, сломанные картонки, куски материи, ленты и кружева вперемешку с битой посудой, пустыми бутылками из-под коньяка. Войсковые обозы сплошь запрудили улицы. На площади застряли артиллерийские парки. Огонь охватывал соседние дома, грозя ежеминутно взрывом снарядов". ^[269] В данном случае речь идет о галицийском городке Станиславов, но так было повсюду. 10 июля без боя был сдан Тарнополь, где противнику достались гигантские запасы снарядов и продовольствия на общую сумму больше 3 миллиардов рублей.

Накануне, 8 июля, Корнилов отправил Брусилову телеграмму, одновременно адресовав ее копию Керенскому. В телеграмме говорилось, что фронт продолжает разваливаться, хотя на одного солдата противника приходится пять русских. В создавшихся условиях Корнилов считал "безусловно необходимым обращение Временного правительства и Совета к войскам с вполне откровенным и прямым заявлением о применении исключительных мер, вплоть до введения смертной казни на театре военных действий, иначе вся ответственность ляжет на тех, которые словами думают править на тех полях, где царит смерть и позор предательства, малодушия и себялюбия". ^[270]

В тот же день, когда телеграмма ушла в Могилев и Петроград, Корнилов отправил распоряжение командующим армиями и корпусами. В нем говорилось: "Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством, поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях, не колеблясь, применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением служебного долга и буду немедленно таковых отрешать от командования и предавать суду". ^[271] Фактически этим распоряжением Корнилов еще до получения ответа из Петрограда санкционировал введение на фронте смертной казни. За подобную инициативу было очень легко поплатиться должностью. На это вряд ли решился бы кто-то из других командующих фронтами, даже главковерх Брусилов. Корнилов сделал выбор, и, зная его, можно было понять, что идти он будет до конца.

Вечером 9 июля в штабах армий и фронтов был получен ответ Керенского. Опираясь на 14-й пункт "Декларации прав солдата", премьер санкционировал применение оружия для наведения порядка среди отступающих войск. В ответе указывалось на недопустимость вмешательства комитетов в оперативные решения, а также смену и назначение командного состава. Однако вопрос о введении смертной казни в телеграмме Керенского был обойден.

По приказу Корнилова на Юго-Западном фронте были сформированы особые ударные отряды для борьбы с дезертирством, мародерством и насилием. 9 июля в расположении 11-й армии было расстреляно 14 погромщиков, схваченных на месте преступления. Объявляя об этом по армиям фронта, Корнилов сообщил, что им отдан приказ "без суда расстреливать тех, которые будут грабить, насиловать и убивать как мирных жителей, так и своих боевых соратников, и всех, кто посмеет не исполнять боевых приказов в те минуты, когда решается вопрос существования Отечества, свободы и революции". Корнилов заявлял: "Я не остановлюсь ни перед чем во имя спасения родины от гибели, причиной которой является подлое поведение предателей, изменников и трусов". ^[272]