Боулинг-79 - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 55

Валерка шутейным тоном протянул:

– Ох, какая же ты, оказывается, меркантильная девушка!..

– А все девушки, чтоб ты знал, меркантильные. Только многие это скрывают. А меркантильные они потому, что о своих детях будущих думают. И никому не хочется, чтоб их кровиночки колбасу по талонам получали, а потом поступали в какой-нибудь техникум речной или училище швейное!..

А он в ответ все балагурил:

– Да, гражданка… Вот вы передо мной и открылись… Показали свое истинное лицо…

Она, наконец, взорвалась – надоели бесконечные хихоньки да хахоньки:

– Да, вот такая я! Такая! И ты это учти, когда в следующий раз будешь мне предложение делать. Учти: я не декабристка. И я за тобой на Саяно-Шушенскую ГЭС не поеду! И в Горький твой сраный – тоже не поеду!..

– Ну почему же это мой любимый Нижний – и сраный? – благодушно проговорил Валерка, упирая на «о». Попытался обнять ее.

Лиля вырвалась, подбежала к парапету. Вытащила сигареты – хоть и давно давала себе зарок бросить курить. Стала прикуривать – да только спички или ломались, или гасли под порывами морского ветерка. Она в сердцах швырнула сигарету в черные воды и заплакала. «Почему, ну почему все мужики такие козлы?!»

Сзади к ней подошел Валерка и с неизбывной нежностью обнял за плечи.

* * *

Первого сентября агитбригада на поезде вернулась в Москву. Выгрузили на перрон Курского вокзала аппаратуру. Обнялись – все вместе, все десять человек. Положили руки товарищам на плечи, образовали кольцо. Последний раз спели: «А все кончается, кончается, кончается, едва качаются перрона фонари… Глаза прощаются, надолго изучаются, и так все ясно, слов не говори…» Дурачки, они еще не понимали, что грусть не надо педалировать – ее и без того слишком много в жизни.

В груди возникло щемящее чувство. Слишком они все сблизились за лето и понимали, что теперь расстаются, пожалуй, навсегда – и ничто не повторится, и ничего подобного этой поездке в их жизни никогда больше не будет… На глаза Лили навернулись слезы. Валерка пел и смахивал пальцами влагу со щек.

Когда закончили, он сказал:

– Ну, все, ребята. Всем спасибо, все свободны. Цирк, как говорится, сгорел, и клоуны разбежались.

…Назавтра он отправился к Седовичу – теперь тот стал большой шишкой, заместителем секретаря институтского комитета комсомола по культурно-массовой работе – и заявил, что выступления агитбригады временно приостанавливаются.

– У тебя какие-то проблемы, Володенька? – участливо спросил Седович.

– Володенька? – удивился молодой человек. – Я – Валера!

– Ох, извини, – смешался комсомольский вожак, – конечно же, Валерочка.

– А почему ты меня вдруг назвал Володей? – нахмурился артист.

Наваждение, настигшее его год назад в полутемном фойе ДК, кажется, повторялось.

– Просто оговорился.

– И все-таки? – настаивал визитер.

– Не знаю… – потер лоб Седович. – Почему-то ты мне вдруг своего соседа, вашего факультетского секретаря напомнил… Похож показался… Не бери в голову…

И впрямь, какое-то странное видение вдруг настигло комиссара, едва Беклемишев заявил, что он не будет больше выступать. Ему вдруг почудилось, что напротив сидит не Валерка, а Володька Дроздецкий. Потом все исчезло.

Пытаясь забыть странный глюк, он участливо обратился к артисту:

– Так почему ты не хочешь больше выступать?

– У меня полно хвостов, а впереди – госы и диплом.

– Решим вопрос, – вздохнул Седович и что-то чиркнул в перекидном календаре.

…И вот ведь удивительное дело: кажется, решил. Потому что когда Валерка появлялся на кафедрах на пересдачу, его встречали чрезвычайно участливо, порой даже чаем угощали – а потом, после детских вопросов, или вовсе без оных, штамповали в зачетке «хорошо» и даже «отлично». И дипломный проект ему дали – не бей лежачего. Прочие товарищи, включая Володьку, по десять листов двадцать второго формата рисовали: парогенератор в разрезе, опоры линии электропередачи и прочую лабуду. А артисту, певцу Малой земли, достаточно было начертить пару формул и несколько несложных графиков.

Ближе к декабрю начала работать комиссия по распределению. Благодаря беспроводному телеграфу стало известно: на курс дают два места в аспирантуре. Кому достанется одно, было заранее известно и никем не оспаривалось: у бакинца Кямрана Раджабли четыре научных работы и даже одно изобретение, Ленинская стипендия – и вообще он национальный кадр.

Кто станет вторым аспирантом, в точности не было известно, но общественное мнение склонялось к тому, что дадут его, конечно, Володьке Дроздецкому. Командир «Хакасии» и «Дрездена», секретарь факультетского комитета ВЛКСМ. Кто еще, спрашивается, будет в комсомоле работать, если такими кадрами станут разбрасываться?

Валерка честно обрисовал диспозицию Л ил е. Ему было важно знать ее мнение. И еще, в глубине души хотелось, чтобы она сказала:

– Ну, и черт с ней, с аспирантурой. Я поеду за тобой куда угодно, хоть в твой Горький!..

Они лежали на расстеленном диване в ее комнатухе в Армянском. Сквозь незашторенные окна было видно, как падают крупные хлопья снега и молочно-белым сияет люминесцентная вывеска «МОЛОКО». Первое «О» в ней перегорело, а «Л» вздрагивало, то загоралось, то гасло.

Оба курили, на минувших гастролях они пристрастились к сигаретам, и пепельница стояла на голом Валеркином животе.

– Я думаю, тебе стоит опять сходить к Седовичу, – нахмурясь, осторожно сказала Лиля. – И еще – к твоему Олъгерду.

– И – что?

– И – описать ситуацию. И – попросить. И пообещать, что ты будешь и дальше выдавать не менее, а гораздо более идеологически выверенные спектакли. Ты слишком много для них сделал, чтобы они тебе отказали.

Валерка невинно округлил глаза:

– А что я для них такого сделал?

– Как?! Ты что, прикидываешься?! Да они оба на тебе и твоей постановке карьеру построили! Столько дивидендов политических заработали! Продвинулись, выдвинулись и живут припеваючи!..

– Ох, не хочется мне у них ничего просить!

– Иди! Надо идти!

– Я лучше в Нижний поеду, к маме.

– Да? Но имей в виду – меня ты там не увидишь. Ни за какие коврижки!..

И тогда он надулся, оттопырил нижнюю губу и хмуро произнес:

– Что ж, значит, такова судьба.

А затем поставил пепельницу на пол, затушил в ней бычок, вскочил с кровати и принялся одеваться.

Лиля не стала останавливать его. Она завернулась в одеяло и повернулась к Валерке спиной.

Молодой человек оделся и глухо проговорил: