Разумно.
Я огляделся.
«Где Ольга?»
Чутье подсказывало, что в квартире, которой принадлежит второе окно слева по дальней стене, ее нет. Но где она?
Почему не встретила?
Зажглись тусклые фонари. Над каждым подъездом и один – в арке. И в их свете я разглядел на стене искусное граффити: тяжелую собачью морду, грозную на вид, но при этом – неуловимо мягкую. Сторожа, а не бандита, сильного, но не злого. Я подошел к изображению, постоял, разглядывая собаку, затем протянул к морде руку и… И вовремя ее отдернул, не позволив себя цапнуть.
– Хитрый, – проворчала призрачная тварь.
Заклинание отпускало ее не дальше чем на полметра от стены, так что я находился в безопасности.
– Проголодался?
– Я не ем мяса, – ответил пес. – Я его рву.
– Я не чужой.
– Тебе здесь не рады.
– Ответь, где Ольга, и я уйду.
Пес посмотрел мне в глаза, оценивая искренность, рыкнул коротко, а потом неохотно протявкал:
– Я давно не видел Ольгу.
– Она переехала?
– Говорят, умерла.
У меня задрожали пальцы. Ее нет в окне, потому что она умерла? Может ли призрачная тварь лгать мне? А если может, то зачем?
– Ты видел похороны? – хрипло спросил я.
Пес понял мое состояние: в лающем голосе появились сочувственные нотки.
– Днем я сплю, – прогавкал он с сожалением.
– Ты видел похороны? – повторил я, глядя на дрожащую руку.
Мою. Правую. Руку.
Когда я думал, что Ольги нет, рука начинала дрожать. А внутри появлялось нечто настолько черное, что я боялся его больше, чем воск боялся меня.
– Я не видел похороны, – ответил пес.
– Закрой глаза и расслабься. Я не причиню тебе зла.
Он подчинился. И не цапнул, поскольку знал, что я могу навсегда стереть его со стены.
Он подчинился. Я положил руку на теплый лоб, почувствовал мягкость короткой шерсти, но заставил себя отвлечься от мешающих ощущений и сосредоточиться на том, что видел сторож арки, когда спал.
Дом тоскливо рыдает. Необычно мрачный, притихший от ужаса двор. Гроб. Люди в черном и белые цветы в их руках. Только белые цветы. Ольга любила белые цветы. Кроме одежды людей, все белое: цветы, гроб, рубашка, лицо, волосы… Все белое, кроме одежды людей и их настроения – они черные.
Ольга умерла.
Моя белая принцесса осыпана белыми цветами. Люди в черном плачут, молчат, некоторые переговариваются, но только для того, чтобы высказать горе. Люди ошарашены. Я пытаюсь разобраться в обрывках фраз, но это трудно. Я слышу горе, однако эти слова меня не трогают и не интересуют. Мне нужно другое.
Мне нужен след.
И я его получаю: «Преображенское кладбище», – произносит кто-то, и я узнаю, где ждет меня принцесса.
Моя любовь.
Преображенское кладбище.
Я делаю шаг назад. Пес открывает глаза и со страхом смотрит на меня. А я смотрю на руку. Она больше не дрожит. Она дрожала, когда я боялся услышать страшное. Я услышал. Страшное вошло в мою жизнь, изменило мою жизнь и сожгло все мои чувства, кроме одного.
А от ненависти я не дрожу.
Дом это понял и тихонечко вздохнул.
* * *
Какой была Ольга?
Красивой.
Веселой, доброй, нежной, ласковой, озорной, но в первую очередь – красивой. Настолько красивой, что щемило сердце. Настолько красивой, что невозможно было поверить в существование такой прелести. Настолько красивой, что собирала все-все-все взгляды вокруг. На нее оглядывались. Специально останавливались, чтобы полюбоваться. Ольга была прекрасным цветком старой Москвы.
Моя принцесса…
А еще она была чистой. В том самом значении, о котором вы подумали. Ольга так решила, и я не торопился, не желая разрушать наши отношения. Я был терпелив. Я знал, что Ольга предназначена мне. И Ольга это знала. И все вокруг. И мне казалось, что нет на свете силы, способной нас разлучить.
Мне казалось.
Я был глуп.
Зло все время таилось рядом, наблюдало, выжидало и однажды нанесло сокрушительный удар. Зло разрушило мою жизнь и сделало тем, у кого не дрожат от ненависти руки. Зло положило мою принцессу в белый гроб, и ему придется за это ответить.
Злу.
Зря оно со мной связалось.
Кем бы ни было это зло, со мной оно связалось зря. Потому что сегодня, в Великое Полнолуние, дорогу мне уступает даже Смерть.
– …не поздно? – прозвучал вопрос, и только сейчас я понял, что человек за рулем о чем-то говорит.
И, кажется, он говорит мне.
Я поморщился.
Человек потребовался, чтобы оказаться на кладбище. Пешком до него далековато, поэтому я вышел на улицу, остановился на тротуаре, поднял руку, и на желтой машине подъехал человек. Я сказал: «Преображенское кладбище», он назвал какую-то цифру… Я не помню, какую. Да это и не важно. Я кивнул, показывая, что принимаю условия, и мы поехали. Было тихо, я задумался, погрузился в мысли о принцессе, а теперь он меня отвлек.
Оторвать ему голову?
А кто будет вести желтую машину? Я-то не умею.
– Повтори… пожалуйста, – попросил я, поняв, что человек ждет ответа.
Он не заставил себя упрашивать:
– Говорю: не поздно на кладбище ехать?
– Мне еще рано.
Несколько секунд человек непонимающе таращился на меня, совершенно позабыв об управлении, но, к счастью, ночная дорога была пустынной, и мы ни в кого не врезались. Затем он рассмеялся:
– Это понятно.
– Уверен? – не сдержался я.
Человек поежился. Желтая машина слегка вильнула. Я понял, что человеку стало тревожно и, если продолжить в том же духе, он может выпрыгнуть из машины. От страха. А я не умею ее водить. Поэтому я улыбнулся – это должно было успокоить человека – и ответил на заданный пару минут назад вопрос:
– Не поздно.
И увидел, что мне удалось чуть-чуть снять напряженность: человек неуверенно улыбнулся в ответ, а машина перестала вилять. Пришлось добавить:
– Я по делу.
– А-а… – протянул человек.
Мне не очень хотелось говорить, но сейчас в том была необходимость.
– Деловая встреча. – Я поразмыслил еще. – Срочная.
– Тогда понятно.
Тут необходимо отметить, что мой рост в макушке немного превышает два метра, я широк в плечах, у меня крупная кость, на которой много мышц, и довольно тяжелое, не очень приятное, если честно, лицо. Я редко улыбаюсь. А сейчас у меня настолько плохое настроение, что улыбаться нет сил. Добавьте к этому прямые черные волосы до плеч. Черные глаза. Черную одежду: футболка, джинсы, ботинки и легкий плащ. Чокер из черной кожи, на котором болтается маленькая черная ладанка. Черные перстни: два на правой руке и три на левой.