Хроника смертельной весны - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Терехова cтр.№ 81

Жики была ошеломлена его словами настолько, что застыла с полуоткрытым ртом. Наконец, придя в себя, рассмеялась: — Ты не можешь говорить серьезно.

— Я абсолютно серьезен, — и правда, лицо команданте было напряжено, будто он действительно ожидал от нее ответа на свое провокационное предложение. — Я буду ждать тебя, carissima, как ждал до сих пор. Надеюсь, однажды тебе надоест распоряжаться чужими жизнями и вершить правосудие, которое, находится исключительно nelle mani del signore ^[289].

— Что это ты о боге вспомнил, — проворчала Жики. — На сердце не жалуешься?

— В моем сердце бьется такая любовь к тебе, carissima, что меня хватит надолго.

— И все же побереги здоровье, — насмешливо посоветовала тангера и поднялась со скамейки. — Мне пора.

— Я не хочу с тобой прощаться, — Росси приник к ее руке. — Я все же продолжаю надеяться…

Расставшись с мадам Перейра, команданте сделал неуловимый жест, и, откуда не возьмись, появились трое молодцов в серых костюмах, а вслед за ними и «Кадиллак» элегантного белого цвета. Один из телохранителей распахнул дверь перед стариком.

— Ланской… Ланской… бормотал Росси, устраиваясь на заднем сидении и ожидая, пока другой телохранитель не укутает ему ноги пледом. — Ланской…

— Простите, экселенца?..

— Да нет, ничего. Это я сам с собой разговариваю. Поехали в тратторию на бульваре Монпарнас.

Когда медэксперт выложил перед Виктором результаты экспертизы, тот уже мало удивился — Сукора Антонина Сергеевна приходилась матерью убийце Мани Грушиной. И женщина на фотографиях была именно она — воспитательница детского сада. Как выяснилось, когда Роман женился, то взял фамилию жены. И стал Горским.

«Моя милая, моя незабвенная мамочка», — Глинский вспомнил исполненные истинной скорби интонации, звучащие в голосе убийцы. Но, поговорив с единственным родственником Горского — двоюродным братом его матери, Виктор пришел в замешательство.

— Крайне неприятная история, — рассказывал Алексей Степанович, пожилой дядька, которого майор нашел в гараже, загорающего под древней маздой. Из-под машины мужик вылез, но начал копаться под ее капотом. Поэтому порой его голос звучал приглушенно, точно доносился из колодца. — Был целый скандал, даже статья в газете, в «Московском комсомольце». Не читали? Я, честно говоря, долго верить не хотел.

— Расскажите! — попросил майор.

— Тонька терпеть не могла детей, — начал ее кузен. — Ромку она родила случайно и шпыняла мальчишку по любому поводу. Черт ее дернул пойти работать воспитательницей в детский сад!

— И что там произошло?

— Дети стали жаловаться родителям на плохое обращение. Она устраивала целые судилища над нарушителями дисциплины. Говорила детям: придумайте наказание для нехорошего мальчика Васи, плохой девочки Маши, лгуньи Кати и так далее. А дети жестоки, даже в таком юном возрасте. В одну девочку кидали камнями, другую заставили есть собачьи экскременты, ну, и тому подобное. За ничтожную провинность Тонька могла запереть ребенка в темной комнате с заклеенным ртом и связанными ручками.

— Но как же родители такое терпели? Почему не обратились в полицию?

— Обращались. У нее там знакомый работал, всю информацию Тоньке сливал. Ясное дело, детишкам тех родителей приходилось еще хуже.

— А начальство?

— Она каким то образом добыла компромат на заведующую — та то ли откаты брала, то ли взятки. И поэтому если и не потакала Антонине, то, во всяком случае, делу хода не давала, покрывала ее.

— И чем все кончилось?

— А кончилось тем, что однажды Антонина исчезла. Ушла, как говорил Ромка, на работу и пропала. Ее искали две недели. А потом нашли мертвую в склепе на Введенском кладбище. Нам сказали, что она умерла от холода — декабрь выдался морозный. На помощь позвать она не могла — злодеи ее связали и заклеили рот скотчем — то есть с ней поступили ровно так, как она поступала с детьми.

Виктор был в курсе — следователь, который вел дело, не сомневался, что жестокую воспиталку наказал кто-то из родителей. Просканировав проездной билет, найденный в кармане ее плаща, установили, в какой день и час она приехала на автобусе к Введенскому кладбищу, что, вдобавок, подтвердилось видеокамерами у ворот. Сукора купила цветы и зашла на территорию. Там и осталась. Ее убийца проник на кладбище либо загримированным, либо через лаз в заборе. Всех, до единого, родителей детишек из ее группы опросили на предмет причастности, и у всех оказалось безупречное алиби, очень кстати подтвержденное видеокамерами, случайными свидетелями и чеками из ресторанов и магазинов. Дело так и осталось нераскрытым.

— А Роман? — поинтересовался Виктор.

— Бедный парень, досталась же ему в матери такая дрянь как Тонька! Мальчишка безмерно ее раздражал. Наказывала его за провинность с той же жестокостью, что и детсадовских малышей. Чем старше он становился, тем безжалостнее она его гнобила. Как-то Антонина проговорилась, что сын напоминал ей мужчину, от которого она его родила. Я так понял, тот бросил ее, как только узнал, что она беременна.

— А Роман как к ней относился?

— Как ни странно, очень любил. Во всяком случае, пока был маленьким. Всегда старался обнять ее, поцеловать, за что всегда получал тычки и оскорбления.

— Как вы думаете, Алексей Степанович, мог Роман убить собственную мать?

Мужчина задумался, а потом нехотя произнес:

— Мог. Точно мог. Не из корысти — совсем бессребреник был мальчишка, а потому что нет горше обиды, чем от матери.

Опять-таки от следователя Виктор знал, что следствие даже не рассматривало версию о том, что Сукору убил ее собственный сын — настолько явным был мотив у некоего разгневанного родителя. Тем не менее — на всякий пожарный — алиби Горского проверили. Оно оказалось не безупречным, но вполне приемлемым — Роман заявил, что провел весь день в квартире. Камера у подъезда свидетельствует, что дома он не покидал. Но можно было выйти через пожарный ход, где камер нет. На двери там висел замок. Но любой замок можно отпереть. Итак, судя по Modus operandi, Сукора Антонина Сергеевна была убита собственным сыном, тихим, скромным человеком, совсем не похожим на агента по продаже недвижимости. Несколько раз в жизни Глинский имел дело с людьми этой профессии и всегда поражался их напористости, а порой и наглости даже когда речь не шла о продаже квадратных метров. А Роман был совсем другой. Агент… агент по продаже недвижимости…. Интересно.

— Вадим Иванович? Майор Глинский беспокоит, — Виктор выслушал недовольное хрюканье потревоженного чиновника, и продолжил: — Как называлось агентство, через которое вы покупали коттедж? Не помните? Адвокат должен помнить? Да, адвокат должен. Спасибо.

Через несколько минут майор связался с адвокатом Грушина, а еще чуть позже выяснил, что коттедж в Быково был приобретен в личную собственность через риэлторскую контору «Новый свет» — ту самую, в которой работал Горский Роман Геннадиевич. Агентство выставило на продажу этот злополучный коттедж около четырех лет назад, но покупателя оказалось найти не так-то просто — цену заломили нехилую, а что было делать с недостроенным домом — непонятно. Горский же начал работать в этом агентстве буквально за пару месяцев до того, как исчезли Александр Гаврилов и его жена — в октябре 2012 года.