— Вам уже объяснили, зачем вы нам нужны? — спросил Мовсаев.
— Объяснили, — кивнул тот, что постарше, с несколько
красноватым лицом.
У него были бегающие глазки.
— Вы дежурили девятнадцатого утром? — уточнил полковник.
— Мы. Нас уже об этом спрашивали.
— Как вас зовут?
— Николай Константинович.
— Вспомните, Николай Константинович, рейс на Баку. Утром
девятнадцатого. Это вы работали в тот день?
— Да, вроде наша смена была.
— Вроде или ваша?
— Наша, — кивнул свидетель, — мы проверяли по графику.
— Значит, вы отправляли грузы всех пассажиров, находящихся в
тот день в зале для официальных делегаций. Верно?
— Выходит, что да.
— Теперь, Николай Константинович, постарайтесь вспомнить,
какой груз вы отправляли в тот день в Баку. Много было багажа?
— Да у них всегда много багажа бывает, — хитро прищурив
глаза, уклонился от ответа допрашиваемый.
— Ты дурака не валяй, — строго посоветовал Тавроцкий, — тебя
по важному делу сюда вызвали. Рассказывай, что знаешь.
— Я и говорю, что много багажа бывает. И все мы аккуратно
отправляем.
Мовсаев Переглянулся с Никитиным, потом спросил:
— Интересующие нас люди вылетели в Баку утром девятнадцатого
марта рейсом Аэрофлота. У них были не обычные чемоданы, а, судя по рассказу
таможенников, три больших ящика, которые не досматривались. У вас ведь не
каждый день грузятся на обычный пассажирский рейс большие деревянные ящики.
Он заметил, как дернулся молодой парень. Но промолчал.
Николай Константинович снова хитро прищурился.
— Были, кажись, какие-то ящики. Все не упомнишь.
— А вот ваш молодой коллега о них помнит, — вдруг громко
сказал Никитин.
Все сразу посмотрели на молодого человека. Тот испуганно
дернулся еще раз, глянул на Николая Константиновича, опустил голову.
— Были ящики или нет? — повысил голое Тавроцкий.
— Чего уж там, — нерешительно произнес молодой носильщик,
обращаясь к Николаю Константиновичу, — ты ведь помнишь про ящики. Видимо,
важное дело, раз спрашивают.
— Очень ты умный, — разозлился тот, — у тебя память молодая,
ты все им и рассказывай. А я не помню.
— Сколько было ящиков? — уточнил Мовсаев.
— Кажется, три, — ответил молодой человек, — но там были еще
и чемоданы.
— Какие чемоданы?
— Не помню, два или три чемодана.
— Цвет какой? Вы ведь профессионалы, должны помнить.
— Два черных больших чемодана, кажется, фирмы «Делсей».
Такие часто попадаются среди багажа. И один чемодан был коричневый, из мягкой
кожи, такой обычный, простой, запирающийся на замок. Мы даже удивились, увидев
этот чемодан.
— Сколько было пассажиров на Баку в тот день? — спросил
Мовсаев у Тавроцкого.
— Мы все проверили, четверо. Одна семейная пара и двое наших
гостей. У семейной пары в багаже отмечено два места, значит, эти чемоданы могли
принадлежать им. А третий чемодан был наверняка того самого пассажира, который
летел в паре с интересующим нас типом.
— Это еще нужно уточнить, — возразил полковник и снова
посмотрел на носильщиков. — Значит, ничего так и не вспомнили, Николай
Константинович?
— Были, — сказал тот не смущаясь, — были три ящика.
— Кто их вез к самолету?
— Ну я и вез.
— Тяжелые были ящики?
— Очень тяжелые, — выдохнул Николай Константинович.
— А в багажной квитанции указано, что вес груза обоих
пассажиров был всего сто килограммов. Значит, учитывая, что оба пассажира
летели бизнес-классом и могли провезти бесплатно по тридцать килограммов, они
заплатили всего за сорок. Все правильно?
— Правильно, — кивнул носильщик.
— Получается, что каждый ящик весил всего двадцать —
двадцать пять килограммов, — продолжал полковник, — какого размера были ящики,
можете показать?
— Примерно сантиметров восемьдесят, — вспомнил Николай
Константинович, — а может, и немного больше.
— Да нет, — уверенно сказал его молодой напарник, — больше
метра были, мы еще принимать не хотели.
Мовсаев с Никитиным переглянулись.
— А когда оформлялся груз, вы где были? — спросил у молодого
носильщика полковник.
— Рядом стоял, — тот взглянул на своего опытного товарища,
но ничего больше не сказал.
«В чем дело? — подумал полковник. — Что они скрывают?»
— Какой высоты были ящики? — уточнил он.
— Примерно такие, — показал рукой Николай Константинович, —
около полуметра.
— А ширина?
— Да примерно столько же, — ответил носильщик, не
подозревая, какую ловушку готовит ему полковник.
— Так вот, — подвел итог Мовсаев, — если ящики были из
дерева и были набиты даже ватой, то и тогда они вряд ли могли весить двадцать
килограммов.
Все пятьдесят, не меньше.
Николай Константинович ошеломленно посмотрел по сторонам,
потом на своего молодого товарища. Потом нерешительно спросил:
— Почему пятьдесят?
— Или больше? — напирал полковник. — Вы умышленно занизили
вес груза, чтобы пассажиры не платили слишком большую пошлину. Правильно или
нет?
Носильщик молчал. Полковник сказал что-то на ухо Тавроцкому,
и тот, шумно поднявшись, вышел из комнаты.
— Послушайте, Николай Константинович, — четко произнес
Мовсаев после ухода начальника службы безопасности, — я обещаю, что никто не
станет вас упрекать за это маленькое надувательство. Это не наше дело. Мне
нужно точно знать, какой тяжести были ящики и как они выглядели. Это очень
важно. Ведь груз взвешивается прямо при входе в зал, внизу у лестницы, я там
видел ваши весы. И вы сами отмечаете вес багажа, после чего вы передаете
сведения наверх. Мне нужна правда.
— Говори, Николай Константинович, — попросил молодой, — видишь
ведь, важное дело.
— Ну, были ящики немного тяжелее, — признался носильщик, — я
о людях подумал, решил, зачем им платить так много.
— Вы прямо святой, — пошутил Мовсаев и резко спросил:
— Сколько весили ящики? Только честно. Сколько? И не врите,
я все равно узнаю.