– Понятно, – кивнул Струнин. – Вы, товарищ полковник? – генерал обратился к Марголину.
– По-моему, то, о чем ты, Вова, сейчас говоришь, – пожал плечами Марголин, обращаясь к Савицкому, – вообще лишено всякого смысла. Сплошное бла-бла-бла… Мы переливаем из пустого в порожнее – а время уходит… А у нас, – возвысил голос Марголин, – есть, между прочим, оперативный план. И по всем инструкциям мы должны поступать согласно ему. Все! Точка! Кольцов Должен быть ликвидирован, и как можно скорее.
– Спасибо, – сказал генерал и резюмировал: – Товарищ полковник, – он обратился к Савицкому, – мы все ценим ваш ум и знания. – Голос генерала прозвучал язвительно. – Нам понятны также ваши рефлексии по поводу объекта… Но не она ли, эта ваша склонность к рефлексированию, – голос генерала становился все тверже, – к прекраснодушным и пустопорожним размышлениям привела к тому, что вы раз за разом упускаете объект? Может, – подумайте хорошенько, товарищ полковник! – вам, с вашей тягой к философствованиям, тяжело возглавлять оперативный отдел? Может быть, вам подыскать работенку поспокойнее? – Савицкий опускал голову все ниже и ниже. – Вы только скажите, – саркастически продолжал генерал, – и мы тут же освободим вас от необходимости действовать быстро и четко… Для вас, я не сомневаюсь, найдется другая работенка – менее ответственная…
Савицкий сидел с непроницаемым лицом, уставя тяжелый взгляд прямо перед собой.
– А теперь, наконец, к делу, – продолжил генерал, выразительно глянув на часы. – Мы непозволительно опаздываем. Кольцова надо найти, и немедленно. Активизируйте план «Рентген», подключайте комитет, ментов… Всюду должны висеть фотографии Кольцова, описание его примет… Всюду! Маньяк, опасный преступник и так далее… Но лучше бы вам, – генерал оглядел Савицкого с Петренко, – найти его первыми. Найти – и немедленно ликвидировать. Все! Вперед и с песней!
И генерал быстро встал, давая понять, что совещание окончено.
Петренко не двинулся с места. Все только что происшедшее казалось ему дурным сном.
– Отдайте мне письменный приказ! – побледнев, потребовал он.
– Что?! – В голосе генерала переплелись гнев, удивление и раздражение.
– Прошу отдать мне письменный приказ об убийстве Ивана Кольцова, – еще раз тихо, но твердо проговорил, не вставая, Петренко.
– Капитан, смирно! – скомандовал генерал.
Петренко встал, замер.
– Можете быть свободным, Петренко! – спокойно и грозно сказал генерал. – А вас, товарищи офицеры, попрошу остаться еще на пару минут.
Петренко повернулся «кругом» и, чеканя шаг, вышел из кабинета.
Киржач. То же самое время. Лена и Роман
Улица с непопулярным ныне названием Дзержинского была надежно спрятана в хитросплетении уютных Яблочных, Тенистых и Колокольных. Роман устал приставать с расспросами к прохожим. Попадались все больше бабули с бидонами, которые пускались в крайне пространные и более чем бестолковые объяснения. Лена, сидючи на водительском месте, нетерпеливо постукивала кроссовкой по педали сцепления. Ей не терпелось поскорее разрешить проблему. Да – так да, ну, а если нет – возвращаться обратно. Она изо всех сил старалась не раздражаться, не сердиться на брата, который никак не мог изыскать эту таинственную улицу Дзержинского. Неужели ни один прохожий не может толково объяснить, где ее искать?
Они в очередной раз остановились на какой-то Вишневой улице. Ромик поспешно выскочил из машины – увидел на противоположной стороне молодого мужчину.
«Уж он-то объяснить сможет!» Лена наблюдала через окно, как брат догнал прохожего… Тот остановился… Принялся показывать, куда ехать… На минуту мужчина обернулся. Это был Иван!
Сердце сначала радостно стукнуло… и почти остановилось. Лена вдруг ощутила непонятную тяжесть… Надо вставать, выходить из машины, бежать к нему… Ей стало страшно. Страшно от того, что ее желание исполнилось. И стыдно – потому что она приложила так много сил для его исполнения. Перед глазами мелькнула яркая цепочка событий: и ее исповедь младшему брату, и Копперфильд, и тяжелая дорога. Все это она делала ради НЕГО.
Но нужно ли ему все это? Не преувеличивала ли она впечатления от своего курортного романа?
У кого Иван жил здесь? Лена заметила, что он выглядит свежо и дорого одет: дешевые джинсы так ладно не сидят. Что он здесь делал? И куда направляется сейчас?
Роман между тем поблагодарил Ивана и помчался назад к машине. Кольцов почему-то не пошел своей дорогой, а стоял и смотрел ему вслед. Ромик вспрыгнул на сиденье и заторопил:
– Погнали, мы совсем рядом!
Лена не видела его и не слышала. Она неотрывно смотрела на Ивана, который теперь поспешно шел по направлению к их машине.
– Эй, сеструха, ты чего? – удивился Роман.
Но она не ответила. Хватит трусить. Решительно распахнув дверь, она бросилась навстречу Кольцову.
То же самое время. Москва, штаб-квартира КОМКОНа. Капитан Петренко
Петренко вернулся в свой кабинет. На душе было прегадко.
Вася Буслаев вольготно расселся в петренковском кресле и глядел в экран петренковского ноутбука.
– А-а, вставили пистон! – радостно сказал он, мельком глянув на расстроенное лицо капитана.
– Разговорчики! – буркнул Петренко. – Давай брысь с моего места.
Буслаев встал.
– Между прочим, пока некоторые по начальствам прохлаждались, – проговорил он, – я тут кое-что надыбал…
Он указал на монитор, где значился выведенный капитаном список подозрительных джипов, и ткнул ручкой в строку, выделенную жирным шрифтом. Там значилось:
«Рэйнджлер», гос. номер У 654 ЕУ 77RUS, цвет – желтый, владелец – ООО «Казино „Византия”».
– А? – торжествующе воскликнул Буслаев.
– Молодец, – бесцветным голосом проговорил Петренко. – Звони туда, узнавай, кто на нем ездит.
– Уже узнал! – ликующе сказал Буслаев. – Все узнал!.. – Он схватил со стола петренковский рабочий блокнот и зачитал: – Ездит на нем управляющая «Византией» Вельская Алла Викторовна, 1958 года рождения, не замужем. Домашний адрес: Пятая Парковая, дом тридцать один, квартира пятнадцать. Между прочим, она – крашеная брюнетка невысокого роста… А? Как вам это нравится?.. Все сходится! Едем к ней?
– Пока погодим, – вяло проговорил капитан.
Он чувствовал себя совершенно уничтоженным. Все его самолюбивые мысли о карьере в Москве, в суперэлитном сверхсекретном подразделении, кажется, разлетелись в пух и прах. Но в то же время он вовсе не жалел и не казнил себя за то, что поступил именно так, как поступил. Поступил так, как подсказывал ему внутренний голос – невидимый миру камертон, называемый некоторыми совестью… А все равно на душе было прегадко.
В кабинет вошел полковник Савицкий.
Он тоже выглядел явно расстроенным.