Улыбаясь и повернув голову набок, Митька пристально следил за каждым движением отца. А тот тем временем уже поднес муравья к форточке, заговорщицки подмигнул Митьке и осторожно выпустил бумажку из рук. Потом как-то очень смешно округлил щеки и дунул вслед муравью:
– Лети, бродяга!
Часть вторая
«Гулливер»
Митька сидел в своей комнате у компьютера и мучил скрепку такими вопросами, от которых у той глаза, как у стрекозы, вылезали из орбит. Из технических помощников выбрал образ не собаки, не утенка, а именно скрепки. Она выскакивала всякий раз, как только Митька нажимал стрелкой компьютерной мыши на вопросительный знак. Наблюдать за скрепкой было потешно: она то озадаченно чесала в затылке, то подозрительно косила глазами, раскачиваясь из стороны в сторону, то беспомощно разводила руками: мол, не понимаю, чего тебе надобно, «старче». А что тут понимать? Митька ждал писем от Риты, а их не было уже целых две недели. Какие только реплики он ей не отпускал, какие открытки не отправлял! Вирус у нее в компьютере, что ли? И мобильник теперь почему-то все время был отключен. Деньги кончились? Такого еще не бывало. Открыл ее последнее письмо. Странное какое-то. Словно что-то хочет сказать и не решается. Намеки, подколки, капризы! Может, обиделась на что? У девчонок это часто бывает.
Щелкнул мышью по своему последнему посланию. Оно было непростительно длинным. Бегал глазами по строчкам и чувствовал, как потеет спина от стыда. Учил ведь дед: не впадай в эмоции, не прыгай от радости глупым козленком, сохраняй спокойствие, что бы ни случилось, привыкай ценить свои слова и чужое время. Э-эх! Переборщил!
А скрепка знай пилькала глазами! Уберись ты, чудо гороховое! Нечего подсматривать! Без тебя тошно!
– Митя! Иди-ка скорее сюда! Смотри, что показывают! – раздался из гостиной возбужденный голос матери.
Дался ей этот телевизор! Сядет за свое вязание и знай каналы переключает. Еще и сестренку Люську приучила! У той от этого ящика уже скоро крыша на сторону съедет! Темноты боится до поросячьего визга. Приезжает в деревню и каждый раз просит бабулю до туалета проводить. До чего дошло!
Внушал им дед, что человек должен своей жизнью жить, а не чужой. Да разве мать вразумишь? Ну, бывают, конечно, интересные фильмы. «Сибирский цирюльник», например, или «Ворошиловский стрелок». Артист этот, Михаил Ульянов, так на деда похож! Смотришь фильм с его участием – в груди щемить начинает. Ну вылитый дед! Глаза такие же, спокойные, умные, в самую душу смотрят. И на висках – лучики морщинок от скрытой улыбки. Эх, дед!
Последнее время все чаще вспоминался сон, который приснился в день похорон деда. Это было четыре года назад, в купе поезда. Они с отцом возвращались из Болгарии, где отдыхали по туристической путевке. О случившемся тогда еще не знали. Да и сон ли это был? До сих пор отчетливо помнил белые одежды деда и его вещие слова: «Я ухожу, Митька! Очень-то не горюй. Если захочешь со мной поговорить, позови – и услышишь мой голос».
Мысли пошли вольготно гулять по прошлому, которого без деда Митька себе представить никак не мог. После его смерти мир стал приобретать какие-то совсем другие краски, формы, размеры… Дедов дом, например, в детстве всегда казался Митьке высоким, светлым и просторным, а теперь словно съежился, сгорбился, того и гляди, врастет окнами в землю. Да и цвет дома был ярко-голубым, а теперь сделался каким-то не то выгоревшим, не то линялым. Надо будет уговорить отца купить голубой краски да покрасить дом заново.
И озеро, на берегу которого стояла дедова банька, прежде казалось глубоким. Прибрежные валуны, с которых он раньше нырял солдатиком в воду, теперь покоились на сухом песке, блеклые и шершавые. Что случилось? Куда ушла вода? Застыл в оцепенении ветрячок, и никакой ветер не мог пробудить в нем былых чувств. Видать, что-то и в нем заклинило, сломалось. Чум на острове Откровения тоже обветшал до дыр, тюфяки сгнили, и внутри уже давно не пахло костром. И даже деревянная лодка, перевернутая вверх дном, рассохлась и облезла. Просмолить бы надо, да все не собраться, со временем напряг. И самое главное, некому больше задать волнующие вопросы. Разве что в мыслях!
В голове у Митьки голос деда звучал, как прежде, бодро и уверенно. И по этому дедову голосу Митька настраивал свою душу, как настраивают по камертону капризный струнный инструмент. Теперешним взрослым умом понимал, что не было в этом никакой мистики, как казалось раньше. Каждый может помнить голос ушедшего человека и, хорошо зная его суть, взгляды, манеру мышления, может предположить ответ на тот или иной вопрос. Митька с раннего детства, как только помнил себя, верил каждому слову деда. И теперь так же вот верил себе, потому что знал: с дедом они единое целое. Прилив этой удивительной уверенности почувствовал вскоре после смерти деда, словно тот, уходя в мир иной, оставил ему в наследство все самое бесценное – свои душевные силы.
Жаль, что Рите не довелось с дедом познакомиться. Ей бы он тоже понравился. Стоило вспомнить про Риту, как тотчас оголтелые мысли устремились в Петербург и стали бродить по заснеженной набережной Фонтанки, по пустынному двору, куда выходило окно Ритиной комнаты, так называемой девичьей. В комнате Рита жила не одна – со старшей сестрой Светланой. Светлане было уже девятнадцать, и любое ее мнение отдавало категоричностью. А впрочем, что ему до Светланы? Знать бы, чем занимается Рита! Дел, конечно, у нее под завязку. В какие только кружки не записалась! Японский язык учить принялась. Зачем он ей? Ну английский – куда ни шло. Без него нынче ни шагу. А японцы-то эти на что сдались, если нет времени на письма ответить?.
– Митька! Скоро ты?! – забарабанила к нему в дверь кулаком Люська. – Дядьку какого-то показывают, который людей оживлять может! Не веришь? Послушай!
Митька нехотя поднялся и не спеша направился в гостиную. Встал в дверях, скрестив на груди руки. Нашли что смотреть! Шоу «Пусть говорят». Крупным планом показали какого-то мужчину. Митьку поразил его взгляд. Такой необычный. Смотрит на всех, как Гулливер на лилипутов. Ведущий программы из кожи вон лезет. Чуть не в нос ему микрофоном тычет: «Так вы утверждаете, что умеете воскрешать людей?» – «Да! И я могу научить этой методе любого, кто пожелает». Вот это да! Митька присел на подлокотник кресла и весь подался вперед. На сумасшедшего вроде не похож. «Мошенник! – словно прочитав его мысли, первой взвизгнула сидящая в зале толстая тетка с красным мясистым лицом. Как на рынке: руки в боки и давай глотку драть: – Вымогают у людей последние деньги! Набивают себе карманы на людском горе! Еще в студию пришел, наглец!» – «А вы могли бы воскресить мертвого человека прямо здесь, в студии?» – подхватил идею ведущий. «Как пожелаете», – пожал плечами странный мужчина. И опять его глаза показали крупным планом. Смотрит на всех так, будто силится понять, что же здесь происходит. Митька криво усмехнулся. Ну дела! Мать сидит, бледная вся. Даже про вязание забыла. А Люська глазищами так и стреляет, как та скрепка, – то на Митьку, то на мать. Ответа ищет – правда ли? А какой тут ответ дашь? Вон у всех в студии лица вытянулись. А среди них ведь и врачи, и ученые, и писатели, и даже священники. «Судить его, мошенника, или в психушку отправить! Развелось их, дьяволов, в наши смутные времена! Статистика в Интернете такие факты выдает: три тысячи шестьсот шестнадцать человек уже объявили себя Иисусами!» И разом со всех сторон поднялся такой рев: дай им волю – разорвут на части. Ату его!