— У меня есть свой дом, — возразила девушка.
— Знаю. До недавнего времени — более комфортный и уютный, чем этот. Подарок, верно?
— А вам-то что до этого? — Кира почувствовала, что девушка готова завестись с пол-оборота, как только она коснулась больной для нее темы, какой, вне всякого сомнения, был Григорий Поддубный и его внезапная смерть.
— Ничего, ровным счетом. — Кира шутливо подняла руки вверх. — Беру свои слова назад. Но не обещаю, что неприятных вопросов больше не будет. Ради этого мы сюда и приехали.
— Ради чего?
— Обстоятельно поговорить. Проходите в комнату.
Только теперь Тамара обратила внимание, что из-под прикрытой двери, ведущей в единственную комнату, выбивается тонкая полоска света. Или хозяйка забыла выключить настольную лампу, или в комнате кто-то находился. Сняв сапожки и плащ, Тамара толкнула дверь и вошла.
В кресле у стола с настольной лампой сидел журналист Виктор Шамрай. На коленях у него лежали распечатки, перемешанные с газетами.
— Вы знакомы, — напомнила Кира из-за спины гостьи. — Сделать свет поярче?
— Как хотите, — повела плечом Тамара. — Если вас устраивает эта театральщина…
— Стоп! — Березовская щелкнула пальцами, и в этом щелчке послышалось что-то победительное. — Вы сами произнесли это слово — театральщина! Я вас за язык не тянула.
— Извините, но все, что сейчас здесь происходит, в самом деле похоже на театр. Причем провинциальный и очень дешевый! — Тамара уже не сдерживала накопившиеся эмоции.
— Не очень-то вы жалуете провинциальные театры, Тамара, — каким-то странным тоном заметила Березовская. — А почему же тогда вы так стремились на сцену своего родного, глубоко провинциального, житомирского? Даже уроки актерского мастерства брали у одной известной актрисы. И не без пользы — они вам очень и очень пригодились. Я просто удивляюсь, Тамара.
— Я тоже, — откликнулся из угла Шамрай.
— Чему… чему вы удивляетесь? — Девушка невольно понизила голос.
— Тому, что вы передумали становиться актрисой. У вас несомненный талант. Прекрасно получается. Да и воображение богатое. Садитесь, поговорим…
Тамара Томилина послушно опустилась на диван.
17
Стоять осталась только Кира Антоновна Березовская.
Включать люстру она не стала, но сняла очки, подышала на стекла, тщательно протерла, собираясь с мыслями, снова надела. Внезапно заговорил Виктор:
— Мир действительно тесен, правда? Я имею в виду Галину Григорьевну Горбанскую. А ведь я всего месяц назад с ней познакомился, даже статейку накатал. Она у нас теперь контактирует со Вселенной, вы не знали, Тамара?
— Я читала, — коротко ответила девушка. — Я вообще в последнее время очень внимательно читала вашу газетку. Мне жаль Галину Григорьевну. Вот уж не думала… И давно это с ней?
— Не знаю. Я не врач, — ответил Виктор.
— Но лет пять назад, когда Горбанская занималась с вами, считала вас очень одаренной девочкой и готовила к поступлению в театральный институт, она выглядела куда более вменяемой, верно? — скорее констатировала, чем спросила Кира. — Видите, как все в жизни переплетается: сначала Виктор, исключительно из профессионального любопытства, знакомится с учительницей, а затем — и очень скоро — с ее ученицей. При этом обе оказываются, мягко говоря, не в себе. Но он привык иметь дело с такими людьми и выслушивать подобные истории. Публикуя их, его газета неплохо, по местным меркам, зарабатывает и крепко стоит на ногах. Кризис ведь вас не коснется, правда, Виктор?
— Уверен, что нет, — согласился Шамрай. — В такие времена народ как раз такое и читает. Ответы ищет. Не политикам же верить, честное слово…
— Неверно, но близко к истине, — кивнула Березовская. — Когда реальный мир хватает за горло, давит на мозги и жить в нем становится невозможно, люди сознательно или бессознательно пытаются сбежать в параллельный мир. Взять хоть вас, Виктор. Вы же именно так и поступили четыре года назад. Вы позволите в двух словах рассказать Тамаре вашу историю? Ведь без того, что случилось с вами летом две тысячи четвертого, мне бы ни за что не удалось вычислить то, что довелось пережить Тамаре этой осенью. И, как следствие, я никогда не смогла бы понять, что с ней случилось.
— А разве «пережила» и «случилось» — не одно и то же? — Тамара по-прежнему чувствовала себя не слишком уверенно, потому что не знала, ради чего затеяно то, что сейчас происходит вокруг нее, и чем в конечном счете это ей грозит. Однако держалась она уже не так скованно: несостоявшаяся актриса чувствовала себя в центре всеобщего внимания, хотя ее «зал» состоял всего из двух зрителей. Эти люди были ей едва знакомы, но даже настоящий актер не обязан лично знать каждого, кто приходит в театр.
— В вашем случае, Тамара, нет. Ну как, Виктор, вы не против, если я вытащу пару скелетов из шкафа?
Шамрай только рукой махнул.
— Я постараюсь особо не распространяться. Четыре года назад вот этот молодой мужчина стал жертвой нападения, цель которого была проста — заставить его промолчать об одной некрасивой истории, вернее, преступлении. Виктора похитили, бросили в темный подвал и приковали цепью. Он находился там сутки, и за это время было сделано все, чтобы сломать его и подавить его волю. Преступникам это удалось. Не надо осуждать его, Тамара, на его месте в наше время мог бы оказаться кто угодно, и с тем же результатом…
— Я и не осуждаю. — Теперь Тамара смотрела на журналиста виновато, словно случайно застала его за чем-то таким, что сам он считал непристойным и поэтому прятался от посторонних глаз.
— Пережив тяжелейший стресс, Виктор с головой погрузился в параллельный мир. Его больше ничего не интересовало, он принципиально бежал от реальности, которая в какой-то момент изменила все его представления о ней и обернулась своей кошмарной стороной. Но через неделю после вашего, Тамара, загадочного исчезновения и не менее загадочного появления — но уже с поврежденной памятью — на Виктора снова напали. Его выкрали из квартиры, бросили в багажник, отвезли в лес, начали прессовать и — внимание, Тамара! — попутно припомнили ему историю четырехлетней давности. Мол, ты уже как-то попробовал корчить из себя героя и помнишь, чем это кончилось. Я ничего не путаю, Виктор?
Шамрай покачал головой. Со своего места Тамара не могла отчетливо различить выражение его лица. В полумраке казалось, что в кресле сидит набитая опилками кукла и время от времени делает какие-то движения конечностями, изображая живого человека.
— Тогда, четыре года назад, — продолжала Березовская, — похитителями руководил другой человек. Да и лиц своих они не прятали. Это я вот к чему: сейчас Виктор видел только одного из них, правда, всего несколько минут, и утверждает, что среди тех, с кем он имел дело четыре года назад, его не было. Следовательно, действовали совсем другие люди. Однако они знали о том, как в прошлом он был унижен и раздавлен. Значит, собирали информацию. Зачем? Чтобы найти самое чувствительное место и нажать на него. Опять же — ради чего? Ведь писать о параллельных мирах и паранормальных феноменах — одно из самых безопасных занятий в наше время. Ты погружаешься в вымышленный мир и отыскиваешь там людей, которые живут себе на своей волне и никому не мешают. Журналист Шамрай в принципе не мог никому причинить вреда или наступить на ногу. Тогда зачем его прессовать, зачем вытаскивать на свет старые тайны? Ответ: Тамара Томилина, героиня нескольких его последних статей, которая побывала в так называемой аномальной зоне, увидела там что-то такое, чего не должна была видеть, и теперь боится. Однако поделиться своими страхами с милицией девушка не смогла, зато довериться журналисту, которому однажды уже доверилась, — вполне. Есть в этом логика, Тамара?