Лига дождя - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Петровичева cтр.№ 53

– Она мне далеко не безразлична, – произнес Шура, чувствуя, как в нем поднимается злость, – но я не могу вам ничего рассказать. Лиза никогда не посвящала меня в свои дела.

– Но, тем не менее, вы сопровождали ее в Москву на второе посвящение и даже вмешались в ход обряда, – сказал декан. – Или это была коллективная галлюцинация особо одаренных людей? В протоколе указано, что некий молодой человек неопределяемой эмотивной матрицы присутствовал при обряде посвящения, едва не сорвав его, а потом молниеносно исчез, прихватив с собой знающего мага Голицынскую. И вы говорите, что не в курсе?

Шура закрыл глаза, физически ощущая тяжесть свалившейся на него информации. Слишком, все это слишком; интересно, если бы он не убежал от Лизы, не оставил ее почти месяц назад, не вычеркнул из своей жизни, удалось бы ему защитить ее хоть как-то?

– Позвольте мне предположить то, что предположила госпожа Самсонова – та, которую вы схватили во время обряда, – начал Гамрян. – Вы – доверенное лицо Елизаветы Анатольевны, она держит вас в курсе своих дел и связей и именно с вами нужно общаться тому, кто хочет выяснить правду о госпоже Голицынской. Вполне возможно, что вы знаете того, у кого появился мотив для расправы. Теперь скажите, прав я или нет.

– Ничего я вам не скажу, – рассердился Шура. – Потому что на самом деле ничего не знаю. Потому что мне страшно, черт бы вас побрал. А если вам так надо меня пытать, берите и читайте мои мысли! Умеете, наверное.

Выпалив все это декану в лицо, Шура вдруг обмяк, словно из него выпустили воздух, и силы его полностью ушли в никуда – в возможность исключения, потому что говорить с деканом факультета в таком тоне довольно-таки опасно. Однако Гамрян, вопреки Шуриным ожиданиям, не стал раздувать конфликт по типу «на кого гавкаешь, салага?!» Он просто вынул новую сигарету и спокойно произнес:

– Ваши мысли, Александр, невозможно прочитать. Чьи угодно, только не ваши – уж не знаю, почему. Никто не собирается вас пытать и мучить… А если я стараюсь вывести на чистую воду того, кто попробовал убить одного из нас, моего хорошего товарища и вашу любимую, кстати, женщину, то это все-таки повод мне помочь. – Он сделал длинную паузу и добавил: – Вы не находите?

– Я не знаю, – выдохнул Шура, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Лиза лежала где-то при смерти, а он не успел, не захотел, струсил. Предал ее, если говорить до конца точно и откровенно – потому что она надеялась на него и, возможно, звала на помощь, когда серо-голубая ледяная игла входила в ее грудь на два пальца ниже левой ключицы. Гамрян молчал и виделся Шуре размытым сквозь влажную пелену. – Я… испугался ее, понимаете? Она была чересчур…

– Опасная? – подсказал Гамрян. – Необычная?

– Кажется… – предательская слеза выкатилась через нижнее веко и потекла по щеке. – Если она умрет, я… – Шура всхлипнул. Сухая когтистая лапа перехватила его горло, но он все же сумел выговорить: – Я тоже не смогу жить.

– Думаете, вы один? – грустно произнес Гамрян.

– Ничего я не думаю, – выдохнул Шура. – Ничего я не знаю.

Гамрян уселся в кресле поудобнее.

– Тогда вот вам еще одна теория – лично моя. Вы были доверенным лицом Голицынской, ее фамилиаром и любовником – уже, как говорится, до кучи. Потому что постороннему человеку она не стала бы рассказывать правды о себе, это совершенно точно. Потом – как я предполагаю – произошло нечто, из-за чего ваши отношения завершились. И вы решили отомстить ей, но не своими руками, а с помощью, опять же, постороннего человека. Чтобы оказаться не при делах, вы расстались с ней за месяц до запланированной акции, причем ушли сами, а не она прогнала вас. Скажите мне, Александр, кем был человек, бросивший иголку – пока можно что-то исправить.

И тут Шура перестал осознавать себя, перестал понимать, что вообще происходит – разум его заволокло кровавым туманом, потому что мудрый Гамрян был прав, и все могло выйти именно так, как он говорит, потому что Шура ушел слишком вовремя… И он просто выпрямился, так резко, что уронил стул, сказал, что видел в гробу все и всех, добавил абсолютную нецензурщину – такую, что у Гамряна натурально отвисла челюсть – и вышел в коридор, с грохотом захлопнув за собой дверь. Анюта, пытавшаяся подслушивать, шарахнулась от него, словно от зачумленного. Шура сбежал по лестнице, выскочил в вестибюль и, оттолкнув какого-то заморыша, вырвался из института, абсолютно не зная, что делать и куда идти. Туман в голове не рассеивался, Шура шел, не разбирая дороги, ведомый тем первобытным чувством, которое не позволяет падать, а в висках стучало только: Лиза. Лиза. Лиза.

Он не помнил, да и не понял, как оказался в зачуханной медсанчасти на окраине города, не знал, как подошел к стеклянным дверям палаты на восемь человек… Лиза лежала на койке возле окна, и Шура не сразу узнал ее в бледной исхудавшей женщине, не имевшей ничего общего с Лизой из его памяти. Он вообще опознал ее по Ване Воробушку, который сидел на соседней койке и в лицах читал «Вождя краснокожих». Соседки по палате, в основном тетки за сорок, дружно хохотали.

Шура привалился к стене. Стеклянные двери были той гранью, которую он не мог пересечь, пусть даже эта грань существовала только в его воображении. Он словно бы превратился в вампира, что не имеет права войти в комнату без приглашения – он сам отказался от этого права, испугавшись того, что привычная жизнь чересчур быстро слетела с накатанной колеи. И теперь Лиза лежит на койке под серым больничным одеялом, а он, Шура, не будет с нею, не прочитает ей книжку. Ваня вскинул голову и посмотрел, как показалось Шуре, чуть ли не ему в глаза, а потом, закрыв книжку, что-то тихо сказал Лизе и почти выбежал в коридор.

– Дылда, сукин сын, – прошипел Воробушек, схватив Шуру за рукав и натурально оттащив от палаты метра на три по коридору. – Ты какого черта приперся? Тебе чего надо, паскудина ты долговязая?

– Не ори, – мрачно посоветовал Шура. – Как она?

Ваня выпустил его рукав, а потом нашарил в кармане смятую сигаретную пачку и буркнул:

– Пошли выйдем.

На больничном крыльце он закурил и сказал:

– Плохо она. Совсем плохо, – Воробушек затягивался нервно и глубоко, по-женски; Шура заметил, что его пальцы дрожат. – Гамрян меня спрашивал, кто бы это мог быть, а что я знаю?

– Он и меня спрашивал, – вздохнул Шура.

– Вот ты, кстати, можешь быть в курсе, – Ваня сломал-таки сигарету и полез за новой. – Она с тобой ближе общалась.

– А с тобой она работала, – вставил Шура.

Ваня кивнул, не собираясь отрицать очевидное.

– Однако меня она не любила.

Шуру во всем этом что-то настораживало. Ваня слишком изменился – оставаясь прежним, слегка диким и вспыльчивым пареньком в вечном подростковом возрасте, он приобрел какую-то внутреннюю уверенность и жесткость, которая не лезла в глаза, но которую Шура ощущал очень четко.

– Расскажи, что вообще произошло, – попросил Шура. – А то Гамрян что-то нес про какие-то иголки. Ничего не понимаю.