– Да за делами все не соберемся никак…
– Что за дела?
Действительно, какие у меня могут быть дела? Но уверенно отвечаю:
– Так собаководство.
– У вас тоже псиноферма?
– Почти. И как там Италия?
– Рассказать невозможно – это надо видеть! Ты вообще знаешь, чем Верона знаменита?
– Ну так…
– Шекспира небось не читал?
– Типа ты читала! – немного обиделся я.
Она пропустила мою реплику мимо ушей.
– У него трагедия есть, называется «Ромео и Джульетта». Там такие парень и девушка, как бы мы, любили друг друга, а их семьи враждовали. Ну и они в конце все погибают. А действие и происходит в Вероне. Там до сих пор есть дом, где жила Джульетта, и склеп, где она похоронена.
Ольга замедлила шаг и процитировала, даже с выражением:
Пока Вероной город наш зовут,
Стоять в нем будет лучшая из статуй
Джульетты, верность сохранившей свято.
– Так это ж пьеса, выдумка, – усомнился я.
– Неизвестно. Все происходило в Средние века. И до сих пор в склепе туристы оставляют записки…
– И ты оставила?
– Конечно. Знаешь, что я написала? «Джульетта, соедини меня с любимым в этом году. Только с настоящим».
– Сбылось?
– Куда ты гонишь? И месяца не прошло, как я вернулась.
* * *
Мы шли извилистой тропинкой, огибая гомонящий пляж, заваленный людьми, как северный каменистый берег бывает усыпан морскими котиками.
Ольга спросила:
– Эй, а мы купаться будем вообще?
– Обязательно, только не здесь. Тут вода аж мыльная от человеческого пота. А вот за леском как раз наше место.
– Ты, случаем, не маньяк? – конечно же шутя спросила Ольга.
– С маньяком Лева тебя бы не отпустил.
С этим она согласилась.
– У нас с Джульеттами и склепами напряженка, – заливался я соловьем, – но своя таинственная история тоже есть. По правую сторону от тебя – самое большое озеро в нашей губернии. С давних времен его называют Святое.
– Почему? Тут же вокруг никаких церквей нет.
– Легенда есть такая, что тьму лет назад на месте озера стоял монастырь. Вокруг были непроходимые леса, и только одна дорога вела к монастырю с востока и от монастыря – на запад. Какие-то захватчики хотели взять штурмом монастырь, чтобы двигать дальше. Только монахи рубились насмерть. Враги взяли его только тогда, когда подожгли с четырех сторон. И когда вражеская конница вошла в ворота монастыря, он весь ушел под воду, а огроменную яму покрыла вода. Так озеро и появилось.
– Красиво излагаешь!
– Некоторые до сих пор верят, что так и было. Есть такие, кто говорит: когда озеро не подо льдом, ясной ночью можно услышать из-под воды колокольный звон.
– Ты слышал?
– Здесь не услышишь: какой-никакой шум города забивает. Надо на ту сторону, на остров, плыть.
– Сплаваем?
– Можно. Только лодка хорошая нужна, ясная тихая погода и немножко храбрости…
– Храбрость зачем? – заинтригованно спросила Ольга.
– Давно, лет двадцать назад, там мужик падчерицу убил, вот остров и считается нехорошим местом. Ну, мы на это не обращаем внимания. А еще про озеро такая байка ходила: типа оно трупов не отдает.
– Каких?
– Ну утопленников. Старики дряхлые рассказывали, что если кто в озере тонул, то всё, с концами.
Ольга остановилась, глянула округлившимися глазами.
– А теперь?!
– Теперь ничего – всплывают.
– Почему? Проклятие кончилось?
– Есть вполне реальная версия, то есть научная, – важничаю я. – Рельеф дна в озере был такой, что тело обязательно застревало внизу и не могло всплыть. А когда была война, здесь водилось много партизан, и фашики устраивали всякие карательные экспедиции. Партизаны их накололи – на озере выставили плотики с кострами. Немцы подумали, что это и есть большой партизанский аэродром с лагерем, и бомбами проутюжили все Святое. И после этого утопленники стали всплывать.
– А звон остался?
– Говорят, да.
– Хочу!
На нашем ныряльном месте никого не было, и я обрадовался. Мне не хотелось представлять девушку ораве пацанов и потом не знать, как реагировать на подколки, а без них вряд ли бы обошлось.
– Как местечко?
Она кивнула.
– Да, нормально. Даже стрёмно как-то – будто лес заколдованный. А откуда ты прыгаешь?
Я показал три длинных серых языка досок-сороковок, высовывающихся из кроны высокого ветвистого дерева.
– Да-а, – протянула Ольга, – крутой самопал! Я с него сигать бы не осмелилась.
– Вполне нормально, – заверил я.
– Что-то они сухие, плахи эти. Давно не ступала на них нога славного ныряльщика.
– Понял намек!
С этими словами я скинул майку, стащил и отряхнул с ног широкие шорты-бермуды, оставшись в плавках, и полез на дерево. Не было необходимости карабкаться и елозить голым пузом по шершавой бугристой от старости коре: насколько возможно мы с ребятами сделали подъем на вышку удобным.
Забрался я, конечно, на самый верх, пошел по доске к ее подрагивающему над водой, не прикрепленному к стволу или веткам концу.
– Она не сломается? – тревожно крикнула снизу Ольга.
Я жестом показал: мол, в порядке! Что же ей показать? «Ласточка» слишком проста. Сальто разве что крутануть. Посмотрел вниз. Не только Ольга, но и мальчишки, добывавшие под корягами раков, глядели на меня.
Чуть качнул доску, потом еще разок – и взлетел в воздух. На взлете, не начав падать, поджал ноги и одновременно сделал ныряющее движение головой, выбросил руки вперед. Уже привычно, но до сих пор немного пугающе поменялись местами в глазах моих небо и водная гладь… Вот теперь резко выпрямиться, напряженными вытянутыми руками взрезать толщу воды и на минуту скрыться в зеленоватой глубине.
Ольге понравилось. Понял это по глазам, а потом услышал и слова:
– Классно, Ромка! Никогда бы не подумала, что с этой поленницы можно так красиво рухнуть!
– Видишь, – говорю с деланной небрежностью, – можно. Хочу двойное сальто освоить, и потом надо настоящую вышку искать.
– У вас нет?
– Как думаешь, Оля, если была бы, стал бы я по дереву лазить, как Маугли!
– Так приезжай! У нас целый дворец водного спорта. Покажись тренерам и ныряй себе, пока олимпийским чемпионом не станешь.