Но всё же он был в отчаянии, потому что за два дня до Нового года другой подарок придумать не успеет. Да и не надо другого подарка. Ведь мама просила вальс!
На следующий день они пошли в кафедральный собор слушать рождественский концерт.
В конце первого отделения играли «Вальс цветов» на двух органах. Когда музыка зазвучала, кто-то впереди шепнул: «О боже!» — и слова эти, благодаря акустике собора, были отлично слышны всем.
Антошка видел, как папа еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. И что мама давится от смеха и толкает папу локтем в бок. Антошке тоже было смешно. Вальс звучал тяжело и громко. Антошка представил, что его танцуют слоны. Слонов было десять. На головах у них красовались венки из цветов. И в хоботах слоны держали по букетику. Они тяжело переступали с ноги на ногу, чинно ходили по кругу и друг с другом раскланивались.
Антошка вдруг подумал, что если «Вальс цветов» могут танцевать слоны, то и чёрный дракон может протанцевать его «Новогодний вальс». Ведь дракону тоже хочется веселиться и встречать Новый год.
Представив себе дракона, танцующего вальс, Антошка вздохнул с облегчением. Теперь он порадует не только папу, маму и бабушку, но и дракона, чей год они будут встречать. Только одно смущало Антошку: на пианино «Новогодний вальс дракона» прозвучал бы не так, как ему хотелось. Но Антошке опять повезло. Дедушка Мороз положил ему под ёлочку синтезатор. А синтезатор мог как хочешь играть, даже как орган.
Антошка сыграл «Новогодний вальс дракона» на органе. И он прозвучал по-драконьевски — тяжело, медленно, коряво, но радостно и весело.
Вальс папе и маме очень понравился. Они хлопали Антошке и кричали «браво». Понравился вальс и бабушке. Прослушав его, она сказала, что это «её музыка», чем очень всех удивила.
— Почему твоя? — не поняла мама.
— Я ведь в год дракона родилась, — объяснила бабушка. — А ну давай, внучек, порадуй бабушку, повтори свою музыку.
Когда Антошка опять заиграл вальс, бабушка стала танцевать. И папа пригласил маму на танец. Все очень веселились.
Гному тоже было весело. Он смотрел на них со стены и улыбался.
Несчастье
В первый день после зимних каникул Антошка возвращался из школы с бабушкой. Хоть была середина зимы, в городе шёл дождь. На дороге блестели лужи, как будто в город вернулась осень. Капли воды, падая с неба на землю, сразу застывали. Антошка ловил их в ладони, рассматривал. Они были похожи на ртутные шарики (Антошка видел такие, когда папа разбил градусник), но только прозрачные, — маленькие стеклянные бусины.
Однажды Антошка с папой смотрели по телевизору, как делают стеклянные игрушки. Из ковша в заготовленные формочки выливали расплавленное стекло. Потом стекло застывало. И получались стеклянные зайцы, медведи, драконы и мартышки. Расплавленное стекло было похоже на воду, только очень густую.
И сейчас Антошка думал, что дождь похож на расплавленное стекло. Оно проливалось на стволы деревьев, на припаркованные на тротуарах машины, фонарные столбы, витрины магазинов, на идущих людей, на Антошку и бабушку — и всё светилось вокруг разноцветными красками.
Идти было трудно. Бабушка ворчала, что дорога как мылом намазана.
А Антошке казалось, что они идут по стеклу. Антошка с бабушкой на стеклянной дороге часто поскальзывались. Антошка несколько раз упал, и бабушка его ругала за то, что он «такая коряга».
Но, несмотря на холод и дождь, настроение у Антошки было хорошее.
Манана Арчиловна поставила Антошке пятёрку. Все каникулы он много играл гаммы, арпеджио, аккорды. Сам разобрал и выучил два этюда, которых не задавали. Он твёрдо решил, что теперь будет много работать над техникой. Он хотел так научиться играть, чтобы можно было самому исполнять всё, что сочинит. Особенно быстрые пьесы.
В какой-то момент Антошка с удивлением понял, что ему нравится играть гаммы, арпеджио, аккорды. Гаммы он представлял как лестницы, по которым можно бегать то вверх, то вниз. Если гамма была минорная, грустная, то «лестница» была окрашена в тёмные цвета — в болотный, коричневый или чёрный. Если гамма была весёлая, мажорная, то и «лестница» была яркой и радостной — оранжевой, красной, жёлтой.
Арпеджио Антошка представлял, как если бы он поднимался по лестнице, перешагивая через две ступеньки.
Найти подходящее сравнение для аккордов удалось не сразу. Аккорд может быть из трёх, четырёх, пяти, десяти или даже из двадцати и больше звуков — и все они звучат одновременно. Но потом Антошка придумал и для аккордов сравнение. Аккорды — это как дома. Чем больше звуков в аккорде, тем больше в домах светится окон.
Сейчас Антошка смотрел на деревья, на дома и тротуары и сочинял пьесу про дождь в январе. Он уже знал, что она будет для клавесина. Звучание этого инструмента очень хорошо могло передать настроение и краски зимнего дождя.
Уже перед самым домом бабушке на мобильный позвонила мама. Бабушка, не дослушав, закричала в трубку:
— Я ему всегда говорила: не надо зимой на велосипеде ездить! Но вы разве послушаете? Умные же стали. Старшие для вас не авторитет.
Антошка ничего не понял, но ему стало тревожно.
— Левая рука, левая нога? Кошмар!.. — охала бабушка. — Понятно. Ладно… Дома будем, где ещё… Когда приедешь? Даю. — И протянула Антошке телефон.
— Привет, солнышко, — сказала мама. — У нас папа с велосипеда упал. Руку сломал и ногу. Сам видишь, как скользко… Он сейчас в больнице. Я к нему еду. Вернусь — всё расскажу. Ты, главное, не волнуйся. Я разговаривала с папой. Настроение у него хорошее. Больно ему, конечно, но он шутит. Ты ведь знаешь нашего папу… — вздохнула мама. — Ладно. Идите домой. Я скоро приеду.
Антошка вернул бабушке телефон.
— Ну что? — спросила бабушка. — Что мама говорит?
Антошка пожал плечами.
— Что, ничего не сказала? — не отставала бабушка.
— Папа шутит, — ответил Антошка.
Бабушка только рукой махнула и сердито пошла вперёд.
Дома Антошка попробовал сочинить пьесу про стеклянный дождь. Включил на синтезаторе клавесин, сыграл несколько аккордов. Но не сочинялось. Антошка думал о папе. О том, что ему больно сейчас. А ещё о том, что папа шутит, хоть ему больно. Антошке это было непонятно. Когда у Антошки болел зуб, то веселиться и шутить совсем не хотелось. Наоборот, хотелось плакать и жаловаться. И чтобы все жалели.