Одиннадцать видов одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Йейтс cтр.№ 49

— Не знаю, мистер Сильвер. Мне нужно над этим подумать. Наверное, мне надо сначала прочитать эту книгу, чтобы понять, могу ли я что-то…

— Нет-нет, подождите. Не бегите впереди паровоза, Боб. Во-первых, читать эту книгу вообще не стоит, потому что вы из нее ничего не узнаете. У него там сплошные гангстеры, дамочки, пьянки, секс и так далее. Я вообще не такой.

Я сидел, жадно поглощая имбирный эль, будто меня мучила неутолимая жажда, и рассчитывал уйти, как только Берни закончит объяснять, насколько он вообще не такой. Берни Сильвер — теплый человек, сказал он; обыкновенный человек, рубаха-парень с большим сердцем и реальной философией жизни; понимаю ли я, что он имеет в виду?

В таких ситуациях я умею отключаться (это просто: нужно посмотреть говорящему прямо в рот и начать следить за бесконечными ритмическими изменениями его языка и губ, и ты моментально теряешь способность воспринимать то, что он говорит), и я уже было приготовился этим заняться, но тут он сказал:

— Не поймите меня неправильно, Боб. Я никого не прошу писать для меня за просто так. Люди пишут, и люди получают за это деньги. Естественно, на этом этапе деньги небольшие, но все равно это деньги. Давайте, я налью вам еще эля.

Это было предложение. Он дает мне сюжет с одной из этих карточек, а я превращаю его в написанный от первого лица рассказ Берни Сильвера, рассказ небольшой, от трех до пяти страниц, и этот рассказ он сразу же оплачивает. Если ему понравится то, что я делаю, последует множество других заказов — можно писать по рассказу в неделю, если я справлюсь, конечно, с таким объемом, — и помимо гонорара, который я получаю сразу же после сдачи рассказа, я могу рассчитывать на щедрый процент от всех последующих доходов, которые принесут мои материалы. Рассказывая о своих планах касательно дальнейшей продажи этих историй, он только таинственно подмигивал, но все же намекнул, что интерес может проявить «Ридерс дайджест», но при этом откровенно признался, что издателя для книжки, которую эти рассказы составят, у него пока нет, но он мог бы назвать мне пару имен, от которых у меня глаза вылезут на лоб. Слышал ли я когда-нибудь, скажем, о Мэнни Уэйдмане?

— Хотя, может быть, — продолжал он, расплываясь в широченной улыбке, — может быть, он известен вам как Уэйд Мэнли.

Звездное имя, окутанное лучами славы: в тридцатые и сороковые годы он был кинозвездой ранга Кирка Дугласа и Берта Ланкастера. Уэйд Мэнли был школьным приятелем Боба, они вместе ходили в школу здесь, в Бронксе. Благодаря множеству общих друзей им удалось сохранить сердечную привязанность друг к другу, и дружба их не увядала в том числе и потому, что Уэйд Мэнли вечно повторял, как хотел бы сыграть роль грубоватого, симпатичного Берни Сильвера, нью-йоркского шофера, в фильме или телепостановке, основанной на его колоритных воспоминаниях.

— А теперь я скажу вам еще одно имя, — сказал он, лукаво прищурившись, как будто по тому, знакомо мне это имя или нет, можно было судить об общем уровне моей образованности. — Доктор Александр Корво.

Мне повезло: в полное замешательство я не пришел. Знаменитостью доктор Корво не был, но совсем неизвестным его тоже было не назвать. Это было одно из тех связанных с «Нью-Йорк таймс» имен, которые с трудом, но могут припомнить десятки тысяч человек, потому что на протяжении многих лет их с уважением упоминали в «Таймс». Они, конечно, не производили того же впечатления, что Лионель Триллинг или Рейнгольд Нибур, но в целом стояли в том же ряду; можно, наверное, сказать, что они были на одном уровне с Хантингтоном Хартфордом или Лесли Р. Гровсом и на пару позиций выше, чем Ньюболд Моррис ^[25].

— Этот самый, что ли? — сказал я. — Который про детские конфликты?

Берни торжественно кивнул, как бы прощая мне мою вульгарность, и еще раз произнес имя с правильным определением:

— Я имею в виду доктора Александра Корво, выдающегося детского психолога.

На заре своей выдающейся карьеры доктор Корво, оказывается, работал учителем в той самой школе в Бронксе, и там его любимчиками были два совершенно неуправляемых сорванца — Берни Сильвер и Мэнни-как-его-там, ныне кинозвезда. Он и по сей день не избавился от привязанности к обоим юнцам и с огромным удовольствием воспользовался бы своим влиянием в литературном мире для продвижения их совместного проекта. Похоже, единственное, чего этим троим сейчас недоставало, так это последнего элемента, этого неуловимого катализатора — по-настоящему хорошего писателя, который взялся бы за эту работу.

— Боб, — сказал Берни. — Я вас не обманываю. Я перепробовал уже много авторов, и ни один пока не подошел. Иногда я сам себе не доверяю. Тогда я несу то, что они понаписали, доктору Корво, и он только качает головой и говорит: «Ищи дальше, Берни». Послушайте, Боб, — и он с серьезным видом подался вперед, — речь не идет о какой-то сомнительной прихоти, я никого за нос не вожу. Все это строится. Мэнни, доктор Корво и я — мы строим этот проект. Только не надо смеяться, Боб, я знаю — я же не полный идиот, — я знаю, что они строят его не в том же смысле, что и я. Зачем им это надо? Настоящей кинозвезде? Знаменитому ученому и автору? Им самим, что ли, строить нечего? У каждого есть масса более серьезных вещей. Естественно. Но, Боб, я вас не обманываю: они заинтересованы. Могу показать вам письма, могу рассказать, сколько раз мы сидели здесь вместе с женами — ну по крайней мере, Мэнни-то уж точно сидел — и часами все это обсуждали. Они заинтересованы, в этом уж точно не следует сомневаться. Понимаете, что я вам говорю, Боб? Все это правда. Эта вещь строится.

И он медленно, обеими руками начал изображать процесс строительства, начав от самого ковра, укладывая блок за блоком, пока из них не начало складываться — уже на уровне наших глаз — готовое сооружение: ему — слава и деньги, нам обоим — деньги и свобода.

Я сказал, что все это, конечно, заманчиво, но что мне хотелось бы чуть больше знать о том, сколько он будет платить сразу же за каждый отдельный рассказ.

— На это я вам отвечу, — сказал он.

Он снова отправился к греденции — какая-то ее часть, похоже, была письменным столом — и, порывшись в бумагах, вернулся с чеком.