Жизнь Джейн Остин - читать онлайн книгу. Автор: Клэр Томалин cтр.№ 22

Ранние произведения Джейн, написанные на протяжении нескольких лет, были в произвольном порядке переписаны в три тетради. Неоконченный «Замок Лесли», созданный, скорее всего, между январем и апрелем 1792 года, записан во второй из них. На обложке этой тетради Джейн написала: «Ех dono mei Patris» («Подарок моего отца»). Нельзя не восхититься тем, как он ценил способности дочери и как поддерживал ее. Он покупал для нее бумагу, которая в то время стоила дорого. Он и Кассандру снабжал бумагой для рисования. Джейн посвятила Кассандре «Историю Англии» («составленную пристрастным, предубежденным и малосведущим историком») и дала задание проиллюстрировать ее. Кстати говоря, это единственное из произведений Остин с иллюстрациями того времени.

«История» полна намеков, понятных лишь Остинам. Джейн поддразнивает отца, когда пишет о своем уважении «к Римско-католической церкви». Она намекает на отсутствующего Фрэнсиса в своем «предвидении», что адмирала Фрэнсиса Дрейка скоро превзойдет новый герой — «достойный соперник, кто, пусть пока и молод, обещает со временем оправдать пылкие и оптимистические ожидания своих родственников и друзей». В тексте есть шарада на слово «карлик», в которой подразумевается Кар, фаворит Якова I: «Мой первый слог — имя молодого красавца, столь любезного сердцу монарха, второй — наиболее привлекательная часть его внешности, а все вместе подлинная характеристика достоинств сего придворного паяца». Остины любили словесные игры, и «История» звучит как рождественское развлечение — подходящее чтение для семьи, собравшейся у камина. Джейн могла быть уверена, что родители уловят ссылку на роман их бывшей соседки, Шарлотты Смит ^[57], когда сравнивала фаворита королевы Елизаветы I лорда Эссекса с одним из героев Смит — романтичным Деламером, погибшим на дуэли. Джейн сама признавала, что в истории ей интересны не сухие факты и даты, а увлекательный сюжет. А еще возможность повеселить своих домашних.

Завершив «Историю», Джейн пометила ее «Суббота, 26 ноября 1791 года» (то есть незадолго до ее шестнадцатого дня рождения). К тому времени «Зевака» прекратил свое существование. И хотя Джеймс продолжал писать стихи для собственного удовольствия, да и миссис Остин не оставила привычки сочинять вирши на разные случаи, желание Джейн писать и быть признанной как писательница теперь начал всерьез воспринимать глава семьи. Мистер Остин изящно отдал дочери должное, начертав на обложке ее следующей тетради: «Излияние фантазий одной очень юной Леди, в совершенно новом стиле». Он ценил ее работу так высоко, что даже прощал кое-какие вольности. Так, в «Замке Лесли» упоминается о том, что молодая мать, бросив ребенка, убежала с любовником; в дальнейшем ее муж переходит в католичество, чтобы аннулировать брак, и обе стороны счастливо вступают в новые союзы. Надо признать, довольно смелые шутки для дочери англиканского священника.

Ясно, что Джейн могла свободно брать любые книги из отцовской библиотеки. Еще ребенком она прочла «Сэра Чарльза Грандисона», а ведь в этом романе находится место и материнскому пьянству, и отцовским изменам, и любовнице отца, и незаконным детям. В этом, как и в невозмутимом отношении, с которым он встречал самые дерзкие ее произведения, мистер Остин был исключительным отцом своей исключительной дочери. Если верить Генри, читать она начала очень рано, так что даже трудно сказать, «в каком возрасте она еще не была превосходно знакома со всеми достоинствами и изъянами лучших романов и статей на английском языке». Из этих воспоминаний, конечно, не следует, что Джейн в пять лет читала доктора Джонсона и Сэмюэля Ричардсона. Но Генри рисует живую картину — так и видишь, как эта не по годам развитая девочка уютно свернулась с книжкой в руках. Брат к тому же упоминал о ее завидной, «цепкой памяти» ^[58]. В общем, книжные полки отцовского кабинета значительно «подпитали» ее талант; под впечатлением от историй, написанных другими, она и сама начала писать.

Но составить более-менее систематическое представление о ее чтении в юном возрасте достаточно сложно. Начнем с того, что пятьсот томов из библиотеки мистера Остина были впоследствии распроданы; и потом, когда Генри писал свои воспоминания о сестре в 1817 году, он всячески стремился подчеркнуть ее добродетельность и респектабельность, а уж никак не эклектичность ее вкуса. Он прежде всего упомянул о том, что Джонсон и Каупер были ее любимыми «писателями-моралистами», а Ричардсона она ценила больше Филдинга. «Ей претила всякая грубость», — объяснял Генри; может быть, и претила, но уже после того, как «грубое» произведение было с удовольствием прочитано. Ханжой она никогда не была. И она наслаждалась Филдингом. Не только его фарсом «Жизнь и смерть великого Мальчика-с-пальчика» (который ей дали прочесть братья), но и «Томом Джонсом» ^[59]. Она была знакома и со Стерном, с его «Тристрамом Шенди» и «Сентиментальным путешествием», о чем Генри не упомянул. Не назвал он ни одной из бесспорно важных для Джейн женщин, романисток и драматургов, — ни Шарлотту Леннокс ^[60], ни Фанни Бёрни ^[61], ни Шарлотту Смит, ни Марию Эджуорт, ни Ханну Коули. Возможно, в 1817-м он счел неподобающим упоминать о пьесах, которые читались, обсуждались, ставились всей семьей. Он ничего не написал даже о Шекспире, хотя ведь «для англичанина он — неотъемлемая часть души», как высказывается Генри Крофорд (в «Мэнсфилд-парке»), с которым вполне согласен и Эдмунд Бертрам: «Все мы, без сомнения, в какой-то мере знакомы с Шекспиром с малых лет… мы говорим его словами, повторяем его сравнения, пользуемся его описаниями…» Вполне справедливо будет счесть, что Эдмунд говорит здесь как за Бертрамов, так и за Остинов. Кэтрин Морланд также зачитывалась Шекспиром, а Дэшвуды читали «Гамлета» вместе с Уиллоби. (Хотя в письмах самой Джейн есть всего лишь три беглые ссылки на его произведения.)

А вот непосредственное влияние Джонсона усмотреть проще. Известно, что Джейн читала и «Расселаса», и статьи в «Бродяге» и «Бездельнике». Через много лет она назвала его в письме «мой дорогой доктор Джонсон» и с интересом прочла его биографию, написанную Босуэллом ^[62]. На нее повлияло и то, как он мыслит, и то, как строит фразу. Какая-то безусловно «джонсоновская» нота, одновременно ироничная и печальная, звенит в таком, например, предложении Остин: «Помешать ее счастью могли лишь ее муж и ее совесть». Это из раннего романа «Леди Сьюзен», и похожий отзвук можно расслышать и в знаменитой начальной фразе «Гордости и предубеждения» («Всем известна та истина, что молодому человеку, располагающему средствами, необходима жена…»), которая легко могла бы служить началом статьи из «Бродяги».