Исповедь социопата - читать онлайн книгу. Автор: М. Томас cтр.№ 55

Что я имею в виду, говоря «ломать людей»? Для каждого характерны вкусы и предпочтения относительно власти, точно так же, как у каждого есть предпочтения в еде или сексе. Мой хлеб с маслом – ощущение того, как я формирую окружающий мир по своему вкусу, согласно моим идеям и представлениям. Именно поэтому я и завела блог. Это моя ежедневная овсянка, без нее я просто умерла бы от голода. Но иногда хочется роскошествовать, позволить себе немного декаданса и насладиться чем-то вроде фуа-гра, и тогда я внедряюсь в душу жертвы и устраиваю настоящее побоище, переворачивая все вверх дном, потакая своей порочности, ради устрашения самого по себе, без малейшего желания воспользоваться результатами погрома. Ни с чем не сравнимое удовольствие – видеть плоды своего созидательного труда, но не меньшую радость доставляет и вид причиненного тобой разрушения, например разнесенной в щепки и брошенной двери. И то и другое позволяет чувствовать себя повелителем, способным на все. Но разрушение, как растворенная в шампанском жемчужина, доставляет удовольствие особого рода, потому что происходит редко. Каждый день от нас ожидают чего-то плодотворного, общественно полезного и приятного, но если однажды вы вдруг скажете подруге, что новые штаны подчеркивают ее жирную задницу, то поймете, какое наслаждение от души хлестнуть ближнего по мягкому месту.

Насколько часто я это делаю? Трудно сказать. В молодости делала не задумываясь и не всегда осознавая. Помню, я всегда любила дружить втроем, потому что группа из трех человек – самая неустойчивая. Обычно я плела интриги, объединяясь с одной подругой против третьей. Кстати, в этом нет ничего сугубо социопатического. Многие девочки любят устраивать подобные спектакли, а некоторые так и не перерастают привычки, оставаясь до седых волос злыми детьми. Люди подчас испытывают нешуточное потрясение, узнав, что в их окружении есть человек, не просто подрывающий их авторитет, но делающий это лишь из удовольствия, просто для того, чтобы убедиться в своей власти. На самом деле, думаю, играть людьми – потребность, от природы заложенная в каждом. Я уверена, что вы либо сами играли другими, либо позволяли играть собой. Так, многие, кем мы искренне восхищаемся, могут холодно и расчетливо пренебречь нашими лучшими чувствами, посмеяться над ними, получив наслаждение от ощущения собственной значимости в отношениях, но не понимая ни того, что делают, ни, главное, зачем. Мы все чувствуем, когда другие влюбляются в нас, сексуально или платонически, и наслаждаемся властью. Просто социопаты умеют лучше пользоваться чужими слабостями и наслаждаются ими не совсем так, как остальные.

Я очень хорошо чувствую момент, когда меня охватывает желание кого-нибудь сломать. В это время у меня появляется настоятельная потребность щупать языком неровности на зубах. Меня всю жизнь преследует привычка скрипеть зубами. Один из верхних клыков я стерла до основания – от него остался крошечный зазубренный пенек (одно время, когда я была еще подростком, отец заподозрил, что я вступила в банду, члены которой в знак общности спиливают себе определенные зубы). Мне нравится касаться языком этого пенька. Это прикосновение заставляет меня содрогаться от наслаждения: нравится ощущение прикосновения острого предмета к мягкой плоти языка. Иногда достаточно этого ощущения, но на самом деле мне приятна мысль, что это секрет, спрятанный от остального мира. Мне грех жаловаться на зубы – они почти совершенны, и маленький острый пенек надежно спрятан за частоколом ослепительно белых здоровяков. Я сразу вспоминаю строчки Бертольта Брехта об очаровательном убийце по прозвищу Мекки-Нож:

Я не прочь рассказать пару историй, как ломала судьбы, но за такие проделки вполне можно привлечь к суду, и они влекут за собой судебный запрет на профессию. В других случаях попытки оказывались неудачными: люди, заподозрив неладное, переставали иметь со мной дело и разрывали партнерство, поэтому рассказывать неинтересно. Думаю, однако, что даже тщетные попытки подтверждают социопатию, так как сейчас именно они – единственное отклонение от социальной адаптации, в целом довольно успешной.

У меня есть свой моральный кодекс, которого я стараюсь придерживаться, но разрушительное вмешательство в чужую жизнь – моя практическая реальность. Это приблизительно то же самое, что знакомства скрытых гомосексуалистов с мужчинами в туалетах аэропортов. Такой гомосексуалист может оказаться женатым евангелическим христианином и поэтому вынужден прятать природные наклонности. Думаю, что моя ориентация на протез нравственного компаса в чем-то сродни ориентации большинства современных людей на религиозные ценности. Однажды на конференции я познакомилась с одной женщиной, верующей еврейкой. В перерыве мы отправились с ней в «Burger King», где она заказала чизбургер. Почему она это сделала? Она сказала, что соблюдает кашрут, но во время поездок не строго. Она считает, что употребление кошерной пищи – важная моральная цель, хорошее традиционное правило, но понимает, что никто не может достичь совершенства. Женщина сознает, что она всего-навсего человек, что все мы всего-навсего люди и все равно не сможем стать совершенными, какие бы совершенные цели перед собой ни ставили. Если вы не будете постоянно бороться с собой ради соблюдения кодекса, несмотря на периодические нарушения (иногда это просто осознанные передышки), то, значит, никакой кодекс вам в общем-то и не нужен. Если вы, согласно природе, ведете себя определенным образом, то вам не придется постоянно противостоять естественным наклонностям и заталкивать привычки в жесткие рамки. Вы будете просто жить, повинуясь естественным потребностям.

Что касается меня, то я не испытываю навязчивых желаний нарушать личный моральный кодекс: я не патологический игрок, не алкоголичка, не нимфоманка и не наркоманка. По большей части мои устремления безвредны. Более или менее постоянно я жажду покончить с неустанными попытками контролировать свои импульсивные побуждения. Иными словами, мое единственное искреннее и страстное желание – действовать так, как хочется, не думая о последствиях. Обычно я борюсь с этой тягой. Беда в том, что если я дам себе хотя бы небольшую поблажку, то немедленно скачусь на старые рельсы, по которым катилась в юности, а я понимаю, что жить так очень трудно. Но все же мне нужен вентиль, чтобы периодически спускать накопившийся пар. Для этого я порчу людям жизнь. Это занятие не противоречит действующему законодательству, его трудно доказать, и я невозбранно пользуюсь властью. Приятно сознавать, что я могу это делать, причем хорошо и добросовестно. Меня при этом совершенно не тревожит, что это нехорошо или может причинить боль. Никто еще не умер. Думаю, некоторые даже не замечают моей роли, за исключением случаев, когда я, как муха, постоянно что-то жужжу им в ухо. Лучше всего проиллюстрировать это любовным треугольником, который я сама создала между мной, Кассом и Люси.

Некоторое время я встречалась с Кассом и сначала рассчитывала на длительные отношения, но в конце концов потеряла к нему интерес. Касс же продолжал меня любить. Он не собирался порывать со мной и то пассивно, то агрессивно старался укрепиться в моей жизни. Я попыталась найти ему иное применение. Случай представился, когда мы оказались вместе на одной вечеринке, где играли в Kissing Games. Придя на вечеринку, мы потеряли друг друга в толпе гостей, и к Кассу пристала девушка, захотевшая с ним поиграть. Позже мы познакомились, ее звали Люси.