Первая советская атомная подлодка. История создания - читать онлайн книгу. Автор: Николай Мормуль, Лев Жильцов, Леонид Осипенко cтр.№ 33

Когда я выходил в море, то был уверен: у меня на борту никто не «стучит». Уверенность моя основывалась еще и на том, что с курировавшим нас особистом мы были знакомы накоротке и даже иногда использовали его конспиративную квартиру в городе для пирушек. Он бы, несомненно, предупредил меня, если бы на лодке был «стукач».

А уж в чем я был абсолютно уверен, так это в том, что ни одна оплошность командования, ни один промах личного состава не будет обойден в отчете, который напишет своему начальству замполит. Подтверждение тому мы получали сразу по возвращении из походов: начинались разборы и вынесение взысканий. Факты, о которых доносил замполит, под сомнение не ставились никогда.

Ясно, что лицо, облеченное столь большим доверием, само должно быть безупречным. Но это — теоретически. На практике дело обстоит несколько по-другому. Предоставим судить об этом самому читателю.

Я расскажу о замполитах, с которыми мне пришлось иметь дело. Подчеркиваю еще раз: нашей лодке в этом плане не везло, однако по опыту моих товарищей знаю, что невезение это ни невероятное, ни исключительное.

Галерея воспитателей

В нашем первом замполите Б., назначенном, пока мы еще обучались в Обнинском, пропал ушлый, оборотистый бизнесмен. Не дослужил он до времени перестройки, когда партия начала создавать на присвоенные у народа деньги совместные предприятия. Вот где бы он был на своем месте. А так ему приходилось заниматься вещами, особой склонности к которым он не питал. Офицеры наши были грамотнее его, и, когда Б. проводил политинформации, он всегда давал нам повод поухмыляться. К чести его надо сказать, что он и не пытался самоутвердиться как политический комиссар, а наоборот, стремился быть полезным.

Настырности и изворотливости ему было не занимать, и свое время он проводил главным образом в Москве, пробивая различные материальные и нематериальные блага. И старался он для всех, а не только для себя. Он следил, кому когда подходит срок присвоения очередного звания, и обязательно напоминал начальству. Пока он с нами, можно быть уверенным, что день в день будет приказ о следующей звездочке…

Однако плавать на подводном атомоходе Б. не стремился. И когда ему предложили остаться в Обнинском заместителем начальника учебного центра по политической работе, он согласился.

Чтобы после ухода Б. личный состав не остался без присмотра в Северодвинске, пока нам не назначили нового замполита, нас взял под свое крылышко замполит дивизиона К.

Интересный был человек! Каждую субботу он совал под мышку веник и шел в баню. А дальше все его окружение начинало гадать и заключать пари: когда он «всплывет»? — В понедельник? Во вторник? В среду? Дело в том, что К. был горячим сторонником поговорки: «Год не пей, два не пей, а после бани выпей!» Флотские начальники прекрасно знали об этой слабости К., служившей за глаза предметом насмешек для его подопечных, но ничего не предпринимали. В те времена еще боялись вступать в конфликт с идеологическими эмиссарами партии — вдруг настучит по своей линии политдонесение! Этого было достаточно, чтобы повлиять не только на продвижение по службе, но и на всю жизнь офицера. Что же касается политического начальника К., то у него самого рыльце было в пушку, так что копать под своих подчиненных ему было не резон.

Когда политуправление Северного флота подобрало нам в качестве комиссара капитан-лейтенанта Николая Павловича Попова, мы вздохнули с облегчением. Он оказался прекрасным человеком, к которому тут же потянулись и офицеры, и матросы. И работать, и общаться с ним было сплошным удовольствием.

Но тут, как на беду, и нагрянула медицинская комиссия, во главе которой стояла совершенно неподкупная женщина-генерал. Эта очень милая и приятная особа оставила после себя массу «разрушений», как после урагана, списав на берег несколько дефицитнейших специалистов. У всех у них были обнаружены зачаточные признаки катаракты, что при повышенном уровне радиации грозит слепотой. Среди прочих загремел под фанфары и Николай Павлович… Мы снова оказались без идейного руководства.

Необходимо было предпринимать энергичные меры, чтобы положить конец этой полосе неудач. Осипенко вызвал с Камчатки замполита, с которым они вместе съели не один пуд соли.

Григорий Васильевич Черных со своей противотанковой пушкой прошел от Сталинграда до Берлина, у него было четыре ордена Красной Звезды. Старый артиллерист прибыл к нам уже настоящим подводником, умеющим даже совершать сложные маневры. Очень быстро он завоевал уважение экипажа.

Однако при всех своих человеческих достоинствах — да не обидится на меня Григорий Васильевич — на роль замполита он подходил мало. Господь не наградил его даром связно и гладко выражать мысль словами, в чем политработники считаются мастерами. Когда Черных выступал перед строем или просто проводил беседы в воспитательных целях, матросы с трудом сдерживали смех, а отдельные лексические и грамматические перлы несколько человек записывали для потомков. При передаче особо сложных оттенков мысли, когда все без исключения слова предательски разбегались, он просто махал кулаками в воздухе. Надо отметить, что к нашим подтруниваниям Черных относился с юмором. Думаю, он не обижался, потому что знал: его на лодке действительно любят. Кстати, именно он прослужил на «К-3» рекордный срок: с конца 1957 до середины 1962 г. Все самые тяжелые годы испытаний лодки. И зачастую он на удивление точно находил, что нужно сказать в трудных ситуациях. От сердца слова у него шли легко!

Пойти с нами на полюс Григорий Васильевич не смог. В ответ на его настойчивые просьбы его перевели на берег, а к нам направили выпускника Высшей политической академии им. Ленина.

Капитан-лейтенант Ш. считался участником войны — его призвали в учебный отряд в конце 1944 г. Ему прочили большое будущее как идеологическому работнику. Но в экипаже внимание обращают в первую очередь на человеческие качества и на слабости, ведь политработники по долгу службы должны учить жить других. Поэтому личный состав мало волновало, насколько проведение Ш. политсеминаров соответствовало существующим методикам. Однако все знали, что он страдал страшной болезнью — ревностью, и это, понятно, его авторитет не повышало. Спокойнее относились к его другой слабости, на которой, кстати, он и сгорел.

Большинство офицеров были не прочь расслабиться в редкие моменты, когда это позволял чрезвычайно напряженный в то время ритм жизни. Но мы свято соблюдали заповедь: во время работы ни грамма спиртного. Ш. мог в рабочий день выпить залпом стакан спирта, запереться в каюте — и нет его! Эта незадача и приключилась с ним однажды в понедельник — день политзанятий. Но тут, как на грех, инспекция: контр-адмирал из Москвы захотел поприсутствовать на политзанятии. Адмирал потребовал открыть каюту. Принесли второй комплект ключей и открыли дверь — Ш. спит мертвецким сном, а на столе — пустой стакан. Так и сгорел человек!

А мы на лодке жалели о нем. Он хорошо себя проявил в походе на полюс, к тому же был порядочным человеком — с ним я был уверен, что на меня не «настучат».

Не надо думать, что эти очень личные черты характера наших замполитов описываются здесь из желания порыться в чужом грязном белье. Нет! Эти примеры показывают лживость существовавшей системы идеологической подготовки, при которой люди, обязанные являть пример высоких моральных качеств, зачастую представали перед воспитуемыми в самом неприглядном виде.