Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Тоболяк cтр.№ 41

– Жениться, Михаил Николаевич, никогда не поздно. Сорок лет – это прекрасный возраст для мужчины. Расцвет мужской красоты и таланта. Вот вернемся домой, тогда и поговорим о свадьбе.

По ночам электрический свет на станции выключали и «Мусомяки» погружалась в темноту. Микаладзе доставал старый, ржавый фонарь, доставшийся ему от прежнего хозяина дачи, зажигал фитиль, становилось таинственно и как-то по-особому необычно в комнате шифровальщика. Фонарь начинал мигать от сквозняков, не освещал лица людей, а лишь бросал тень на них, превращая хозяина комнаты в скупого рыцаря, колдующего за столом над своими бумагами, как над драгоценными бриллиантами.

В последнее время прапорщик явно хандрил.

– Жизнь проходит стороной, – говорил с грустью в голосе Микаладзе, – и в этой жизни так и не было ничего хорошего и радостного. Все одно и то же: нищета, голод, болезни, одиночество. И когда это кончится, одному богу известно, наверное – никогда. Человек, зачатый в невежестве и разврате, появляется на белый свет случайно, чтобы не радоваться жизни, а страдать и умереть в грязи и нищете, как жили его родители, удобряя собой бренную землю.

Я молчал в такие минуты откровения прапорщика, давал возможность ему высказаться, чтобы лучше понять его духовный мир. Во всем облике Михаила Микаладзе сквозила внутренняя тревога и неустроенность в жизни. Он нервничал, переживал, внутри него бурлили страсти, но он старался их не показывать и лишь наедине со мной признавался в своих сомнениях и переживаниях, которые обуревали его душу и были готовы выплеснуться на поверхность. Оперативные офицеры считали себя особой кастой и были враждебно настроены к Микаладзе, считали его неуживчивым и неуравновешенным человеком. Он не таясь говорил, что думал, и это, естественно, не могло нравиться офицерам, любителям покутить и покрасоваться своей храбростью, будучи не на трезвую голову.

Сутуловатый, суровый на вид, Микаладзе был на самом деле доверчивым, как ребенок, ранимым человеком, добрым и отзывчивым, но не все знали об этом. Начальство ценило Микаладзе как хорошего специалиста, а не человека.

Я продолжал молчать, делал вид, что углубился в чтение документов из Центра, а сам внимательно слушал Микаладзе и следил за ходом его мысли, высказанной вслух, и за тем, что он хотел сказать, но так и не сказал, глубоко спрятав в своей душе. На этот раз Михаил Николаевич Микаладзе раскрылся передо мной не полностью, но я знал, что придет время, стоит только подождать – и он сам все расскажет, если доверие ко мне будет еще больше.

Микаладзе закурил. Стал ходить по своей маленькой комнате взад-вперед, задевая табуретки. Чувствовалась во всем его облике тревога и внутренний разлад.

– Я теперь, товарищ полковник, стал чаще смотреть в небо, – задумчиво сказал Михаил Микаладзе, – а почему? – спросите вы. Да потому, что жить стало безопаснее в каком-то роде, хотя и физически труднее. Потянуло к звездам, на простор. До вашего прибытия в Кандагар все жили в каком-то страхе, ожидании беды. Стыдно сказать кому-то, что переводчики спали под кроватью, не когда-то давно, а неделю назад. Теперь все поменялось к лучшему и на душе стало спокойнее, что басмачи не прибьют и не прирежут ночью, как часто случается на других «точках». Однако мои раковины неспокойны, они издают звуки тревоги и приближающейся беды.

– Где ты взял эти раковины?

– На майдане в Кабуле. Обменял на газовую зажигалку у торговца краденого. – Микаладзе взял обе раковины, приложил их к ушам, стал слушать доносящиеся звуки изнутри раковин.

– Звуки, идущие от раковин, это звуки судьбы! – сказал Микаладзе, продолжая слушать эти звуки. – Судьба, кажется, намеревается преподнести нам много плохого, так говорят раковины. Что-то должно произойти вот-вот очень неприятное, тревожное. Возьмите, товарищ полковник, послушайте звуки судьбы, и вы убедитесь в правдивости моих слов. Только слушайте внимательно, раковины вам откроют свои тайны.

Я взял обе раковины, приложил к ушам, как это делал Микаладзе, стал внимательно слушать звуки судьбы, однако ничего не мог услышать, кроме странных шумов, они то усиливались, то ослабевали, но не исчезали, словно я находился на сквозняке, продуваемом со всех сторон.

– Ну, как? – спросил Микаладзе, когда я вернул ему раковины. – Что скажете насчет звуков судьбы?

– Что-то есть в этих звуках необычное, – сказал я, чтобы не разубеждать Микаладзе в таинстве звуков. Не стал говорить, что раковины издают шум, и больше ничего.

– То-то и оно, что есть в этих звуках что-то необычное и неземное! – сказал Микаладзе и улыбнулся своей обворожительной улыбкой первооткрывателя необычного и волшебного. Отшлифованная поверхность раковин отражала от старого фонаря свет, и яркие зайчики запрыгали по комнате шифровальщика, пустились в таинственный пляс, когда Микаладзе брал раковины в руки, они светили в глаза, заглядывали в разные закоулки комнаты, словно радовались своей свободе пошалить, как малые дети. И когда Микаладзе спрятал раковины в стол, они на прощанье сверкнули ярким светом, как драгоценные бриллианты, и погасили таинственность и красоту до следующего раза.

Микаладзе неожиданно переменил тему разговора, сказал, что в 40-й армии начались еле заметные пока распри по национальному признаку, между русскими и казахами, между узбеками и таджиками, эти недовольства войной имеют национальные и религиозные корни, создают угрозу боеготовности 40-й армии.

– Нет, это не лежалая идея! Как бы в ближайшее время не начались волнения в армии! – заключил прапорщик Микаладзе. – Религия – вещь устойчивая в умах людей, и у нее всегда имеются сторонники и последователи. Помните, командир, что я сказал. – Не пора ли направить в Центр телеграмму о взаимоотношениях в армии? Как вы думаете, командир?

– Конечно, можно направить в Центр телеграмму, но кто ее будет читать? Начальник центра – татарин, командующий армией – хохол, начальник штаба – грузин. Давай, Михаил Николаевич, повременим с телеграммой, тем более, что это не наш с тобой вопрос, а КГБ.

– Так-то оно так, но в армии много мусульман, выходцев из Средней Азии, как бы они не повернули штыки против нас, что тогда?

Прапорщик говорил и волновался, при этом говорил быстро, перескакивал с одной мысли на другую и, понимая, что говорит сбивчиво, малоубедительно, переходил на стихи, которых он знал великое множество, прочел стихи М. Волошина:

В комнате шифровальщика было душно, и он предложил искупаться перед сном. Взяв полотенце, мы пошли в бассейн, гордость Михаила Николаевича, сделанный его руками в прошлом году. Бассейн был небольшой по размеру, но глубокий, вода в нем постоянно циркулировала, была холодной и чистой, и в летнюю пору прапорщик Микаладзе свободное от работы время проводил в бассейне.

Стояла ночь. Мы медленно шли по весенней земле, ступая босыми ногами по прошлогодним опавшим листьям. Ноги утопали в их прохладе, а слабое покалывание ног от касания с сухими листьями доставляло удовольствие. Листья тут же рассыпались под тяжестью ног и, подхваченные порывами ветра, устремлялись прочь.