— Да, разумеется.
Трумэн наконец понял, что они имеют в виду совершенно разные сообщения, и сказал:
— Я не получил сообщения из Стокгольма. Ваша информация — это все, чем я располагаю по данному вопросу. Мне сообщили, что ваш разговор основывался на сообщении, которое вы получили из Швеции.
— Понятно, — сказал Черчилль. Он прочитал сообщение, полученное им из Стокгольма, и сказал, что его долгом было сказать Сталину о предложении Гиммлера.
— Я тоже так считаю, — согласился Трумэн. — Вы уже поставили Сталина в известность?
— В течение двух часов я выдерживал паузу, ожидая ответ на посланную вам телеграмму…
Телеграмму все еще не доставили, но Грю уже подъезжал к Пентагону с сообщением от Джонсона.
— Телеграмма отправлена. Вот ее содержание… Трумэн не обратил внимания на тот факт, что Черчилль разговаривает как бы сам с собой, и прервал его:
— Хорошо, тогда вы сообщите Сталину, а я сразу за вами сообщу ему о нашем разговоре.
— Именно. Вот что я сообщил Сталину и затем передал вам: Нижеследующая телеграмма была недавно получена мною от посла Великобритании в Швеции. Президент США также знает об этом.
Я подумал, что вы получили эту телеграмму. Она не прошла?
— Нет, я ее еще не получил. Черчилль продолжал цитировать: Что касается правительства Ее Величества, то вопрос совершенно ясный одновременная безоговорочная капитуляция всем трем основным державам.
— Полностью с этим согласен, — подтвердил Трумэн. Мы полагаем, что Гиммлеру следует сказать, что немецкие силы, представленные как отдельными солдатами, так и целыми подразделениями, должны сдаться повсеместно войскам союзников или их представителям. Если этого не произойдет, то наступление союзников будет продолжаться с той же мощью со всех сторон и на всех театрах военных действий, где продолжается сопротивление. Ничто из вышесказанного не может повлиять на наши решения.
Американцы не могли понять смысл последнего предложения. Под «решениями» Черчилль имел в виду «договоренности», и он также забыл добавить последние слова: "принятые во время встречи союзных войск".
[40]
— Я отправил ее несколько минут назад, — продолжал Черчилль, — и я посылал сообщение вам вместе с телеграммой. С той самой, которую я сейчас прочитал. Я немедленно собрал военный совет, и он одобрил текст телеграммы, которую я вам прочитал.
— Я также одобряю текст.
— Тот, который я послал Сталину?
— Я одобряю текст телеграммы, посланной Сталину, и немедленно отправляю Сталину идентичное сообщение.
— Большое спасибо. Именно этого я и хотел.
Один из американцев, генерал Хэлл, засомневался. Он чувствовал, что Черчилль пытается прощупать президента насчет возможности сделки с Гиммлером без участия русских.
— Я рад, — сказал Черчилль. — Уверен, что нам удастся договориться, и я надеюсь, что Сталин ответит нам телеграммой, в которой скажет: "Я также согласен". В этом случае мы могли бы дать указание нашим представителям в Стокгольме сказать Бернадотту, что вы передадите послание Гиммлеру. До тех пор пока мы не придем к общему согласию, нельзя будет ничего сделать.
— Хорошо.
— Премного благодарен.
— Спасибо вам, — ответил президент.
— Вы помните о тех речах, которые мы собирались произнести по поводу встречи союзников в Европе?
Трумэн выглядел озадаченным.
— Я не понял вашей последней фразы, господин премьер-министр.
— Вы знаете, о чем я говорю — речь, заявления, которые уже написаны. Я думаю, они должны быть обнародованы, как только произойдет соединение войск союзников.
— Я думаю, что вы правы, — ответил Трумэн, наконец понявший, о чем идет речь. — Я с этим согласен… Надеюсь скоро с вами увидеться.
— Это также входит в мои планы. Вскоре я пошлю вам несколько телеграмм по этому поводу. Я полностью согласен с вашими действиями по польскому вопросу. Мы с вами шагаем в ногу.
— Я собираюсь так поступать и впредь.
— Я, собственно говоря, буду следовать за вами, поддерживая любые ваши действия по этому вопросу.
— Спасибо и спокойной ночи.
В 20. 00 президент начал чтение своего радиообращения к делегатам, собравшимся на заседание по случаю открытия сессии Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско. Он сказал, что это заседание имеет особую важность. "Вам, участникам конференции, предстоит быть архитекторами нового, лучшего мира. Наше будущее в ваших руках. После вашей работы на конференции мы узнаем, достигнет ли страдающее человечество справедливого и прочного мира… Энергия участников конференции и выработанные ими решения будут направлены исключительно на решение единственной проблемы — создания столь необходимой для поддержания мира организации. Вам предстоит выработать фундаментальную хартию. Суть проблемы — создать разумный механизм для решения споров между нациями. Мы должны построить лучший мир, гораздо лучший — такой, в котором будут уважаться вечное достоинство человека…".
Через два дня Большая Тройка объявила, что американская и русская армии соединились, и скоро весь мир узнал в деталях о встрече подразделения лейтенанта Робертсона с советскими солдатами в Торгау. Когда он и три его солдата передали Эйзенхауэру самодельный флаг, с которым они встречались с русскими, то верховный главнокомандующий, веря, что они первые соединились с русскими, немедленно повысил их в звании.
Часть четвертая
Бескрылая победа
Глава 25
"Охота на фазана"
После соединения американских и русских солдат гитлеровский рейх оказался разделен на две части. В южную часть, где вся полнота власти находилась у фельдмаршала Кессельринга, входила юго-восточная Германия, около половины территории Чехословакии, большая часть Австрии, западная часть Югославии и Северная Италия. На Восточном фронте войска Кессельринга держались довольно стойко от Дрездена до Адриатического моря, но весь западный сектор обороны находился на грани краха.
Северная часть Германии находилась в еще более ужасающем положении. Гитлер назначил ответственным за этот участок фронта главнокомандующего военно-морскими силами адмирала Карла Деница. Сюда также входила большая территория бывшего третьего рейха: Норвегия, Дания, около половины Восточной Пруссии и очаги обороны на востоке. Самому Берлину предстояло стать последним оплотом сопротивления; Жукову и Коневу требовалось несколько часов для того, чтобы окружить старую прусскую столицу.