Мечта цвета фламинго - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Лубенец cтр.№ 58

Когда она сделала сырники и заварила свежий чай с бергамотом, в замке входной двери заскрежетал ключ Льва Егорыча. Это Галине сразу не понравилась. Между ними было принято, что Левушка звонит, а она открывает ему дверь, сияя приветливой улыбкой, целует в щеку и забирает из рук портфель с деловыми бумагами. Левушка идет мыть руки и переодеваться, а она весело щебечет о том, как у нее прошел день. Потом они садятся за стол и вместе обедают, и не впопыхах, а основательно. У Галины все всегда как в ресторане. На столе красивая скатерть, под глубокой супной тарелкой – обязательно вторая, плоская, хлеб на специальных маленьких тарелочках у каждого прибора, рядом льняные салфетки, продетые в гематитовые кольца, и обязательно – сухое вино. Уж больно она любила сухое вино и подавала его всегда. Левушка, в общем-то, не противился, только иногда просил налить ему вместо вина рюмочку коньячку. Галина при этом понимающе улыбалась – у мужа был трудный день – и вместе с ним тоже выпивала грамульку коньяка. После обеда Левушка обычно дремал перед телевизором под вопли спортивного канала, а она мыла посуду. Потом они вместе гуляли или, если была плохая погода, слушали классическую музыку или смотрели телевизор. Потом Левушка садился за свои бумаги, а она тихонько устраивалась рядышком с детективчиком, женским романом или с какой-нибудь серьезной литературой. Таким образом, все их ежевечернее времяпрепровождение обросло традициями, которые оба любили и старались не нарушать. В них, в традициях, были оплот и сила их семьи. Приходящие к ним гости всегда завидовали такой не растраченной с годами их дружности и любви друг к другу. А Галина при этом всегда гордилась собой и презирала гостей за то, что они не сумели сохранить в своей семье подобных отношений. Конечно, для этого надо было потрудиться. Даром ничего не дается. Ее Левушка – тоже не ангел с крыльями, а обыкновенный мужчина с присущими этим индивидуумам недостатками. Она тоже могла бы закатывать ему истерики, а потом рыдать у подружек (а тогда их непременно пришлось бы завести) на груди, но она этого никогда не делала. Она старалась не зацикливаться на его недостатках, делала вид, что их и вовсе нет, давя в себе раздражение или, может быть, даже обиду. И эта игра стоила свеч. Она много лет культивировала идеального мужа и, в конечном счете, оказалась в выигрыше. Лев Егорыч был взращен ею и с возрастом все больше и больше соответствовал идеалу. Всем остальным ленивым и нерасчетливым женщинам оставалось только завидовать Галине Андреевне. «Я ни разу, ни на одну минуту не пожалела, что вышла за Льва замуж!» – говаривала Галина, и это было чистой правдой.

И вот сегодня одна из традиций почему-то была нарушена Львом Егорычем. Галина, позабыв снять передник с миленького домашнего платьица, что тоже являлось нарушением традиций, выскочила в коридор.

– Что случилось, милый? – встревоженно спросила она вошедшего мужа. – Ты не звонишь…

Лев Егорыч смотрел в чистые, полные любви глаза жены и ничего не понимал. Как она, его Галина, такая интеллигентная, нежная и предупредительная, могла сделать то, что сделала? Что-то здесь не так! Ее оговорили. Он теперь это совершенно ясно и отчетливо видит!

Он сунул ей в руки портфель и вместо того, чтобы мыть руки и переодеваться, сразу прошел на кухню, сел на свое любимое место у окна и смял льняную салфетку. Гематитовое кольцо соскользнуло с ткани на пол и развалилось пополам. Галина вздрогнула. Она стояла посреди кухни, прижав к пышной груди мужнин портфель, и сотрясалась всем телом. Она чуяла беду.

– Скажи мне, Галя, – начал Лев Егорыч и нервно поправил душивший галстук, который носил всегда, даже в самую страшную жару, – что ты не имеешь отношения к той липовой справке, в которой Давид объявлен сумасшедшим маньяком!

В мозгу Галины Андреевны мгновенно пронеслись десятки вариантов оправданий, вплоть до того, что она с риском для жизни вырвала эту справку из рук Ольги Дмитриевны Корниловой, которая эдакой грязной бумажонкой ее, Галину, шантажировала, чтобы продвинуть своего сыночка дальше вверх по служебной лестнице. А Лариса Муромцева якобы в этот самый момент сидела в кафе как раз рядом, потому что до появления Корниловой они мирно обсуждали детали предстоящей свадьбы. Но что-то в лице Льва Егорыча подрезало крылья фантазии Галины Андреевны. Это «что-то» обещало ей, что муж обязательно проверит все, что она ему сейчас скажет. И Галина выдвинула в свою защиту единственно возможное в такой ситуации оправдание:

– Я хотела как лучше, Левушка… Нельзя было допустить, чтобы Давидик связал свою судьбу с этой страшной женщиной!

– Кого ты имеешь в виду? – осторожно спросил Лев Егорыч.

Галина Андреевна промедлила лишь мгновение. Кого же назвать: Нину или Ляльку? Пожалуй, лучше Ляльку, потому что жить Давидик собирался отдельно от Нины в собственной своей квартире.

– Конечно же, эту девицу! Ты даже не представляешь, в каком виде она ходит по улицам! Она же настоящая путана! – Галина для придания своему сообщению интеллигентского налета выбрала именно это слово из нескольких других синонимов более низкого свойства. – Представь, мы случайно столкнулись с ней в кафе! Я зашла выпить воды, а она там сидела в огромной компании сомнительного вида мужчин. – Голощекиной уже виделись эти сомнительного вида мужчины, все, как один, кавказского происхождения. – Я даже вздрогнула, а она…

– Галина! – Лев Егорыч стукнул по столу ребром ладони. Жалобным звоном отозвались мельхиоровые столовые приборы. – Я только что видел Ларису. Она не похожа на проститутку, – он не захотел смягчать выражения. – Более того, она похожа на несчастного, обманутого ребенка!

Галина поняла, что неосмотрительно выбрала не тот вариант, и решила поправить положение:

– Ты так говоришь, потому что не знаешь ее мать, а я проработала с ней целых пятнадцать лет! Эта Нина… помнишь я тебе говорила, как застала ее с… – И Галину Андреевну понесло особенно забористо, потому что сейчас она сочиняла уже не из любви к искусству, «а токмо своего живота ради».

А Лев Егорыч уже не слушал. Он смотрел на женщину, с которой три года назад отметил серебряный юбилей совместной жизни, и удивлялся, что так долго ничего ущербного в ней не замечал. Теперь он вспоминал, что ни разу за все эти годы не слышал от нее доброго слова в адрес кого бы то ни было. «Эта Нина» для Галины всегда была выскочкой и бездарностью, две другие сослуживицы – жалкими мокрыми курицами, начальник – ни на что не годным непрофессионалом, еще один мужчина – горьким пьяницей, а другой – дурно воспитанным Буратино. Соседку Ингу, с которой Лев Егорыч всегда любезно и с удовольствием беседовал в лифте, Галина называла олигофренкой, ее мужа, военного в отставке, – неотесанным солдафоном, а их сына-подростка – отморозком, по которому тюрьма плачет. Увлекшись процессом, он стал перебирать в уме клички и нелицеприятные определения, которые жена давала его друзьям, посещавшим их дом. Оказалось, что он всю жизнь дружил с дебилами, шизофрениками, карьеристами, лизоблюдами, бабниками и прочими, не менее симпатичными товарищами. А как же она называет своих подруг? Лев Егорыч напрягся и не смог вспомнить ни одной подруги Галины Андреевны. Как же так получилось, что у нее нет ни одной подруги, ни одной приятельницы! Как же он раньше не придавал всему этому значения? Видимо, все это оттого, что он всегда слишком много работал и страшно уставал… У него просто не было сил вникать во все это… Он всегда слушал щебет жены вполуха… Он был доволен, что для него лицо Галины всегда светится улыбкой, что она не ходит дома неряхой и распустехой, что для него всегда накрыт праздничный стол, каждый день ему приготовлена свежая рубашка, сын накормлен, ухожен и досмотрен. Ему нравилось, как Галина произносит слово «милый» и протяжно так и ласково его имя – «Ле-е-евушка-а-а». А любил ли он ее? Может, он просто любил комфорт, который она ему организовывала изо дня в день уже более двадцати пяти лет. Лев Егорыч с пристрастием взглянул на жену: несколько расплывшиеся, но крепкие еще формы, стильная стрижка на ровно выкрашенных в естественный цвет волосах, моложавое полное лицо почти без морщин и с умело наложенной косметикой. Она и в постели была еще очень ничего и никогда ему не отказывала, как не отказывала никогда и ни в чем.