Мечта цвета фламинго - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Лубенец cтр.№ 12

– Иннокентьевич.

– Ага… Иннокентьевич… Какая душка! – Лялька захлопнула дверь и самым решительным голосом заявила: – Мать! Жди! Я иду в 146-ю квартиру к Татьяне. А ты сейчас же рисуешь себе лицо!

– Лялька! А ногти? – Нина в отчаянии потрясла перед дочерью своими доярочьими руками.

– Ничего! Будешь чаще держать руки под столом или прикрывать их салфеткой! В ресторанах всегда дают салфетки.

– А ты откуда знаешь? – вяло удивилась Нина.

– Ну… я же цивилизованный человек, – ответила девушка, открыла дверь, а Нина душераздирающе взвизгнула:

– Лялька! Да оденься же ты наконец!

– Некогда! – бросила ей сосредоточенная на другом дочь и, как была беструсой, выскочила в коридор.

Через несколько минут она явилась с тем самым шифоновым платьем и даже с ниткой каких-то сиреневых камней. Нина в этот момент без энтузиазма красила губы бледно-оранжевой помадой.

– Ну что это за бабский колер! – возмутилась Лялька.

– На что тянем, так и красимся, – усмехнулась Нина.

– Ты, мать, еще вполне молодая и привлекательная женщина. Ну-ка сотри, – она бросила Нине смятый носовой платок, потом вывалила на диван содержимое своей пухлой косметички, выбрала подходящие, по ее мнению, коробочки, тюбики и еще какие-то непонятные штучки и уставилась в лицо матери с видом профессионального визажиста.

Когда Лялька, закончив макияж, поднесла Нине зеркало, та улыбнулась, потому что, в общем-то, себе понравилась. Конечно, лицо уже несколько утратило свои четкие линии и былую идеально-яичную овальность, но все же было еще довольно привлекательным – с золотистыми глазами, аккуратным носом и высоким разлетом бровей. Густые тяжелые волосы всегда украшали Нину. Она расстегнула заколку. Белокурые пряди рассыпались по плечам. Она еще раз улыбнулась своему отражению, чмокнула дочь в нос, стащила джинсы со свитером и потянулась за Танькиным платьем.

– Мать! Ты что! – Лялька в возмущении отняла у нее лиловый наряд.

– А что? Сама же принесла!

– Ты собираешься надевать Татьянино платье на это? – и она показала пальцем с ухоженным ногтем лопаточкой на Нинин пожелтевший, как осенний лист, бюстгальтер.

– Ну… а что… – промямлила Нина. – Платье же закрытое… никто не увидит…

– Ну ты даешь! А когда вы будете… ну… это самое…

– Ляля! В ресторане «это самое» не делают! – строго сказала Нина и очень покраснела.

– Зато после ресторана делают! – с большим знанием предмета заметила ей дочь, забралась с головой в шкаф и вытащила со своей полки телесного цвета комплект, состоящий из прозрачного бюстгальтера и таких же, как на ней, трусиков под названием «стринги».

– Ни за что! – Нина так рубанула рукой воздух, будто забила бетонную сваю. – Что он обо мне подумает?

– Ага! Значит, ты все-таки предполагаешь, что он увидит твое белье! – обрадовалась Лялька. – Ханжа! Лицемерка! Надевай немедленно! – Она бросила свои невесомые тряпочки Нине на руки. – От сердца отрываю! Еще ни разу не надеванное!

Покраснеть еще больше, чем уже покраснела, Нина не могла и потому, скривив на сторону рот, могла только дуть на собственные щеки с целью их охлаждения. Ей казалось, что Лялька – это ее умудренная опытом мать, а она, Нина, зеленая неопытная девчонка.

– Ладно, – согласилась Нина. – Лифчик я надену, так и быть, а это – не могу. – И она бросила на диван то, что Лялька считала трусами.

– Это еще почему?

– Потому что… ну… в общем… эти дурацкие лямки мне будут… тереть…

– Ничего не будут! Ты посмотри! – и она повернулась к матери практически голой спиной. – Тут ничего не может тереть, потому что, откровенно говоря, и тереть-то совершенно нечему.

– Нет, не надену, – стояла на своем Нина. – Я согласна, что они ужасны, – она показала на свои высокие, до талии, трусы в цветочек, – но все-таки ты подбери что-нибудь поскромнее. Мне в самом деле с непривычки будет очень неудобно в этих тесемочках.

В конце концов мать и дочь нашли компромиссный вариант в виде маленьких трусиков традиционной формы. Потом Лялька дала Нине свои, тоже еще ни разу не надеванные, колготки дымчатого цвета и вытащила из коробки недавно купленные бежевые остроносые босоножки.

– Вот! Попробуй только теперь не соблазнить этого Иннокентьевича! – заявила довольная собой Лялька. – И не вздумай являться ночью домой! Трусы мои отрабатывай!

– Лялька! Ты слишком цинична! – возмутилась Нина. – Я тебя такой не воспитывала!

– Я сама себя воспитала, потому что совершенно не желаю, как ты, до сорока лет ходить невостребованной. И это, заметь, я еще очень мягко сказала.

– Ляль… А ты это… – испугалась вдруг до дрожи в коленках Нина, – уже того… востребована?

– Знаешь, мать, по-моему, тебя ждут! – быстренько окоротила ее дочь. – А на все интересующие тебя вопросы я могу дать ответы и позже… Согласна?

Что еще, кроме «согласна», могла ответить не востребованная до сорока лет Нина. Лялька была права. После развода с Георгием она была востребована всего-то два раза. Первым, кто ее возжелал, стал бывший одноклассник, с которым они неожиданно встретились в магазине хозтоваров, куда она зашла просто так, от скуки, а он покупал себе там небесного цвета кафель. Несколько плиток из комплекта имели тонкие змееобразные трещинки, и бывший Димка Ляховой, а ныне импозантный служащий магазина «Все для автолюбителя» Дмитрий Александрович, просил продавца скостить цену. Продавец не соглашался, утверждая, что такую голубую плитку у них все равно купят за натуральную цену другие, которые не посмотрят на столь малозаметный дефект, как парочка пустяковых трещин. Он предлагал Димке другой товар, но Ляховой уже прикипел душой к небесной голубизне, и продавцу надо было быть совсем дураком, чтобы сбавить цену. Продавец дураком не был и цену не сбавлял.

– Вы можете эти две плитки прилепить где-нибудь внизу, например, под раковиной, – встряла Нина, потому что решила купить коврик в прихожую, а никем не контролируемый плиточный диалог грозил затянуться надолго.

– Вы так думаете? – обернулся к ней Димка, который уже и сам так решил, а потому очень обрадовался, что и остальные рассуждают точно так же. Он тут же отвернулся обратно к своему голубому кафелю, а потом опять повернулся к Нине. – Неужели Нина? – спросил он. Она его тоже узнала именно в этот момент.

А потом была страстная и короткая любовь в пустой Димкиной двухкомнатной квартирке, которую он тогда только что выменял на три комнаты в разных районах и ремонтировал, чтобы ввезти в нее из пригорода жену и маленького сына. В десятом классе Димка с Ниной были слегка влюблены друг в друга и даже целовались на выпускном вечере, а потом как-то потерялись в разных институтах. Уже на первом курсе Нина вышла замуж за Георгия и про Ляхового забыла напрочь. Теперь же детская любовь вспыхнула с нечеловеческой силой. О том, что они две недели не вылезали из постели, сказать было нельзя даже с большим натягом, потому что никакой постели в пустой квартире не имелось. Нина прибегала с работы в эту разоренную халупу, пахнущую краской и сырым цементом, и все свершалось на полу, на старом матрасе, на котором коротал ночи и сам Димка. Нине казалось, что это и есть настоящее счастье, которому они с Ляховым по молодости, глупости и чьему-то недосмотру не дали распуститься пышным цветом еще в школе и потому потеряли уйму времени. Она уже примеряла на себя Димкину фамилию; готовила пафосную покаянную речь, которую произнесет перед его несчастной брошенной женой; представляла, как они ежемесячно вместе с Димкой будут посылать подарки его сыну, которому, к сожалению, придется вырасти и состариться в пригороде. Она мысленно расставляла в этой квартире, уже, конечно, без матраса на полу, свою мебель; представляла Ляльку, брызгающуюся водой в выложенной новой плиткой ванной. Но по мере таянья у стены штабеля голубого кафеля «настоящее счастье» тоже как-то таяло, тускнело и съеживалось. Когда в ванной под раковиной были уложены две последние плитки с тонкими змеевидными трещинками, «любовь» сошла и вовсе на нет. Нина с Димкой беззлобно расстались такими же старинными приятелями, какими случайно встретились в магазине хозтоваров, и почти никогда не вспоминали друг о друге…