Два десятка людей сидели на четырех скамьях. Перед ними стоял простой квадратный стол, покрытый белым полотном; на полотне лежала краюха хлеба и стоял кувшин, наполненный, должно быть, вином. Ролло не мог не ужаснуться – эти люди устроили собственную мессу! Ему доводилось слышать о подобном, но он никогда не думал, что однажды увидит это своими глазами.
За столом стоял Филберт Кобли, в белой рубахе поверх дублета. Похоже, он изображал на этом сборище священника, хотя его никогда не посвящали в духовный сан.
Стражники и Фицджеральды молча взирали на эту святотатственную картину. А святотатцы таращились в ответ, слишком потрясенные, чтобы издать хотя бы звук.
Первым совладал с собою сэр Реджинальд.
– Еретики! Вы арестованы, все до единого! – Он помолчал и прибавил: – Ты мне за все заплатишь, Филберт Кобли!
Глава 6
1
В день накануне свадьбы Элисон Маккей призвали к королеве Франции.
Когда стало известно, что ее зовут, Элисон была с невестой, Марией Стюарт, королевой Шотландии. Занималась она тем, что тщательно выбривала Марии подмышки – и ухитрилась проделать это, ни разу ни оцарапав кожу своей госпожи и подруги. Она как раз принялась втирать в кожу масло, чтобы смягчить раздражение, когда в дверь постучали и вошла одна из фрейлин Марии, Вероник де Гиз, девица шестнадцати лет от роду; она приходилась королеве дальней родственницей и потому с нею не слишком считались, однако она восполняла такое пренебрежение своею красотой, надменностью и умением очаровывать мужчин.
– Королева Екатерина прислала пажа, – сказала Вероник, обращаясь к Элисон. – Ее величество желает видеть тебя, прямо сейчас.
Элисон извинилась перед Марией и торопливым шагом двинулась сквозь угрюмые помещения старого дворца Турнель к покоям Екатерины. Вероник следовала за нею.
– Как думаешь, что от тебя понадобилось ее величеству? – спросила она.
– Даже не догадываюсь, – ответила Элисон. Она не спешила откровенничать – Вероник могла просто проявлять любопытство, а могла и наушничать могущественным дядьям Марии, что было бы плохо, очень плохо.
– Ты нравишься Екатерине, – сказала Вероник.
– Ей нравятся все, кто добр с беднягой Франциском, – откликнулась Элисон, которую терзали мрачные предчувствия. Венценосные особы не отличались постоянством, так что за королевским приглашением могли скрываться и хорошие, и дурные новости.
В одной из зал их остановил молодой мужчина, которого Элисон не узнала. Он отвесил глубокой поклон и сказал Вероник:
– Сколь приятно встретиться с вами, мадемуазель де Гиз! Вы словно луч света в этом унылом дворце.
Элисон уверилась, что никогда не встречала этого мужчину прежде, иначе наверняка бы запомнила, с его-то длинными золотистыми кудрями. Он был воистину хорош, в своем зеленом с золотом дублете, воистину неотразим, пусть и смотрел больше на Вероник, чем на Элисон.
– К вашим услугам, мадемуазель, – продолжал незнакомец. – Скажите, могу ли чем-то быть вам полезен?
– Благодарю вас, но нет. – В голосе Вероник прозвучала нотка нетерпения.
Мужчина повернулся к Элисон и снова поклонился.
– Счастлив видеть вас, мисс Маккей. Меня зовут Пьер Оман. Имею честь служить дядюшке мадемуазель де Гиз, Шарлю, кардиналу Лотарингскому.
– Неужели? – отозвалась Элисон. – И в каком качестве, позвольте узнать?
– Помогаю вести переписку. Она у кардинала весьма обильная.
Значит, этот Пьер – простой писец? Тогда с его стороны чрезвычайно самонадеянно положить глаз на Вероник де Гиз. Но недаром говорят, что удача любит смелых; уж в чем, а в смелости Пьеру Оману не откажешь.
Элисон воспользовалась возможностью избавиться от спутницы.
– Не могу заставлять ее величество ждать. До свидания, Вероник.
И девушка устремилась дальше прежде, чем Вероник успела ответить.
Королеву Екатерину она нашла возлежавшей на кушетке. Рядом, на полу, резвились с полдюжины котят, потешно гоняясь за розовой ленточкой, которой Екатерина их дразнила. Вот королева подняла голову и дружески улыбнулась Элисон. Девушка мысленно перевела дух: по счастью, неприятностей как будто не предвиделось.
Даже в молодости никто не назвал бы королеву Екатерину красавицей, а теперь, на сороковом году жизни, она вдобавок изрядно растолстела. Но это нисколько не мешало королеве носить броские наряды; сегодня она облачилась в черное платье, расшитое огромными жемчужинами, безвкусное, однако сразу приковывавшее взор. Екатерина похлопала ладонью по кушетке; Элисон послушно присела, а котята сразу очутились между ними. Девушку это порадовало. Она подобрала одного крошечного котенка, черного с белым, и тот сперва облизал бриллиант в кольце на пальце Элисон, а потом осторожно прикусил сам палец. Крохотные зубки были острыми, но сам котенок был еще слишком мал для того, чтобы его укус мог причинить настоящую боль.
– Как себя чувствует невеста? – осведомилась Екатерина.
– Она на удивление спокойна, ваше величество, – ответила Элисон, поглаживая котенка. – Волнуется, конечно, но ждет не дождется завтрашнего дня.
– Она знает, что ей предстоит лишиться девственности на глазах у свидетелей?
– Знает, ваше величество. Она смущена, но справится, вот увидите.
Если только справится твой Франциск, молча прибавила Элисон. Вслух она этого произносить не стала, чтобы не оскорбить королеву.
Впрочем, Екатерина и сама подумала о том же.
– Увы, мы не в силах предсказать, будет ли состоятелен бедняжка Франциск.
Элисон промолчала, опасаясь так или иначе уязвить чувства королевы.
Екатерина подалась вперед и заговорила, понизив голос.
– Послушай меня, – сказала она настойчиво. – Что бы на самом деле ни случилось, Мария должна притвориться, что брак состоялся как положено.
Элисон ощутила себя польщенной – кому еще выпадало вести столь откровенные, столь доверительные беседы с королевой Франции? Но сейчас важнее другое…
– Это может оказаться непросто.
– Сама понимаешь, свидетелям покажут не все.
– Да, но… – Элисон заметила, что котенок, которого она гладила, задремал.
– Франциск должен взобраться на Марию и поиметь ее – или притвориться, что поимел.
Девушку потрясла грубость королевы, но она быстро сообразила, что та чересчур обеспокоена, чтобы разговаривать обиняками.
– Кто объяснит Франциску, что нужно делать? – уточнила она столь же деловито.
– Ему объясню я. А ты потолкуй с Марией. Она тебе доверяет.
Элисон испытала прилив гордости: надо же, сама королева это заметила.
– Что мне ей сказать?