В середине июля 1895 г. Георгий Александрович, после долгого перерыва, прибыл в Петербург для того чтобы с матерью – императрицей Марией Федоровной, отправиться в традиционную для царской семьи поездку в Данию. Но еще до его приезда профессор Захарьин направил министру Императорского двора И. И. Воронцову-Дашкову письмо, в котором сообщал, что от приглашенных для консультаций к цесаревичу Георгию профессоров Э. Лейдена (1832–1910)
[1254] и Г. Нотнагеля (1841–1905)
[1255] им были получены составленные этими профессорами «Основные принципы лечения».
Профессор Захарьин отмечал, что они «не противоречат моему плану лечения», который он представил императрице Марии Федоровне в мае 1894 г. Вместе с тем, он обращал внимание на некоторые расхождения в методах лечения больного, указывая, что одна из предложенных мер, «а именно, сильное водолечение (души до 10 Р)», может оказаться рискованной. Захарьин посчитал, что «разность мнений так естественна и обыкновенна в столь сложном деле, как болезнь и лечение», но вместе с тем заявил, что «при таком положении дела не вижу возможности продолжать заведование лечением Его Высочества».
[1256]
Э. В. фон Лейден
Вся семья радовалась приезду сына и брата в Петербург. Император Николай II 17 июля 1895 г. записал в дневнике, что он выезжает «в Петербург навстречу милому Георгию… Слава Богу – вид у него недурной и смотрит он бодрым». Георгий Александрович, несмотря на свое слабое здоровье, включился в традиционный круг дел царской семьи и 25 июля 1895 г. присутствовал в Красном Селе на традиционных маневрах: «Аликс и все дамы с инвалидами семейства – Георгием и Юрием – смотрели с царского валика».
[1257] Именно тогда молодая императрица назвала Георгия за его страшную худобу и грустное выражение лица «Плакучей ивой».
Затем Георгий отправился в Данию. Но за два дня до прибытия туда царского семейства переутомление дало себя знать очередным легочным кровотечением. В письме к Николаю II сестра царя Ксения Александровна в августе 1895 г. писала из Дании: «…у него вдруг сделалось кровохарканье… которое снова повторилось вчера ночью, но не в такой сильной степени, как в первый раз. Это ужасно действует на его нервы и расстраивает его».
[1258] Муж Ксении Александровны, великий князь Александр Михайлович, ближайший друг Николая II, в начале сентября 1895 г. писал: «Пребывание в Дании, к несчастью, нанесло ему вред. По-моему, никаких Лейденов не надо. Чигаев – отличный доктор, и надо ему вполне предоставить лечение Джоржи. Не надо забывать, что Лейден немец, да еще вдобавок жид, и ему решительно все равно, что будет с Джоржи».
[1259]
Рапорт Г. А. Захарьина на имя министра Императорского двора И. И. Воронцова-Дашкова. 13 мая 1895 г. (1 лист)
Надо заметить, что великий князь Александр Михайлович был не одинок в этом мнении. В воспоминаниях лейб-медика Н. А. Вельяминова приводится любопытное рассуждение, которым поделился Э. Лейден в Ливадии в октябре 1894 г. во время болезни Александра III с Вельяминовым: «Как-то сказал мне, что хороший врач-практик должен уметь, особенно при лечении монархов, не только лечить, но и помочь больному умереть, а главное должен уметь держать себя с семьей так, чтобы и после смерти больного сохранить ее симпатии и доверие». Вельяминов отмечал, что Лейден «обладал, кроме своих знаний, большой долей хитрости и практичности, и житейской мудрости, как истый старый еврей».
[1260] Кроме этого, Лейден достаточно широко в Берлине высказывал желание стать постоянным официальным консультантом при Русском дворе, так как «у нас нет выдающихся терапевтов». Поэтому позже, в 1895 г., когда Лейдена все-таки пригласили для консультации в Копенгаген в связи с ухудшением здоровья Георгия Александровича, Вельяминов «использовал все свое влияние, чтобы предупредить его дальнейшие приглашения».
[1261] Однако ему это не удалось, и Лейдена еще раз приглашали для консультаций, уже в Абас-Тумани, куда 7 сентября 1895 г. после резкого ухудшения здоровья, связанного с кровотечениями в Дании, прибыл Георгий Александрович.
Рапорт Г. А. Захарьина на имя министра Императорского двора И. И. Воронцова-Дашкова. 13 мая 1895 г. (2 лист)
Через несколько дней, 11 сентября, Георгий Александрович писал старшему брату о своем здоровье из Абас-Тумани: «Тут как раз у меня началось это поганое кровохарканье и пришлось лечь; так как оно несколько раз повторилось, то я пролежал целых восемь дней. Конечно, я рад видеть родных после 4-х лет, но пользы это мне не принесло, т. к. те пять фунтов, которые я с трудом нажил в мае и июне, теперь с излишком потерял, а, кроме того, и отдышка усилилась».
[1262]
В связи с ухудшением здоровья цесаревича в Абас-Тумани провели несколько консультаций (8, 12 и 14 ноября), на которых состояние больного подвергалось всесторонней оценке. По сути, это – первая серьезная попытка, после исследования Захарьина, силами медиков восстановить историю развития болезни, для того чтобы наметить тактику последующего лечения, поскольку «правильная оценка настоящего положения представляется затруднительной».
Из документа следует, что «уже в ноябре 1890 г., несомненно, существовала изнурительная лихорадка», а 11 февраля 1891 г. констатировано доктором Алышевским значительное поражение верхней доли правого легкого спереди и особенно сзади, где в лопаточной области найдено бронхиальное дыхание и созвучная субкрепитация, в левой верхушке – сравнительно незначительные и непостоянные катаральные явления. Тогда же под микроскопом найдены коховские бациллы. К концу 1891 г. доктор Алышевский отметил резкое улучшение в Алжире и Абас-Тумани и увеличение веса до 164 фунтов (около 67 кг. – И. З.). Весною 1892 г. – кровохарканье. За период времени с весны 1892 г. по 17 мая 1894 г. документальных данных о ходе болезни не было.