Дублин - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 52

Пинчер также понял, что все эти джентльмены связаны с некоторыми пуританами в Англии. И королю нелегко было бы найти поддержку против шотландских сторонников Ковенанта среди своих английских подданных. И Пинчер вернулся в Дублин, еще более полный решимости продолжать собственную тайную войну.

Документ, который только что получил Фэйтфул, должен был попасть в руки третьего лица, которого звали вовсе не Кларком, а потом — анонимно доставлен к печатнику. И через несколько дней в Дублине, в колониях Ульстера и во многих других местах должен был появиться энергичный маленький памфлет. К концу жизни Пинчер открыл в себе литературный талант. И предметом его нападок был не кто иной, как сам лорд-наместник.

Грозила ли Пинчеру опасность, если бы его авторство оказалось раскрытым? Возможно. В Англии случалось даже такое, что бунтарским авторам отрезали уши. Но Пинчер прожил уже достаточно долгую жизнь, а поскольку личных амбиций у него осталось немного, ему было на все наплевать. Миссией всей его жизни было поддерживать чистое пламя кальвинистской веры в Ирландии и пуританизм, проповедовать Слово Божье, а также уничтожать папистское зло. Пинчер действовал достаточно осторожно: он не нападал на короля, но мог оскорблять — и оскорблял! — проклятого Уэнтуорта.

Но конечно же, все было на самом деле куда глубже и опаснее, и именно поездка в Шотландию в огромной мере ободрила доктора. Что, если пресвитерианцы в Ульстере, многие из которых были шотландцами, заключат такой же договор, как их родня за проливом? А если бы нашлись и другие, от могущественного графа Корка до пуритан в Дублине, и смогли бы нажать на правительство? Если удастся убрать Уэнтуорта, то дела пойдут еще лучше. Как такое могло бы случиться и к чему это привело бы, доктор пока не загадывал. Но общее направление было понятным. Божьи слуги уже на марше, и папистскому королю Англии рано или поздно придется отступить перед ними.

В тот вечер доктор написал письмо одному джентльмену-пресвитерианцу в Ульстере. Имя этого джентльмена сообщили Пинчеру в Шотландии. Закончив писать, доктор улыбнулся самому себе. Он собирался отправить это письмо через собственную новую почту Уэнтуорта.

Поначалу Энн не поняла. А ей бы следовало насторожиться сразу, когда Морис заметил:

— Какое-то у него странное лицо.

А Уолтер взял малыша на руки и сказал:

— Да ведь он только что родился.

Она могла осознать, но в первом всплеске счастья видела только то, что хотела видеть. Остальные уже все поняли, но именно Уолтер решил, когда следует ей сказать, и сделал это сам, очень мягко, как только понял, что Энн уже готова.

— Энн, похоже, малыш… нездоров. — Он помолчал. — Неполноценен.

— Неполноценен? В чем? Как?

— Он будет дурачком.

На мгновение Энн отказалась ему поверить, но потом присмотрелась внимательнее и увидела правду: широкое лицо, скошенные глаза, плоский затылок. Монголоидные черты не оставляли сомнений. Энн и раньше видела подобных детей. В старые времена в некоторых странах, как она слышала, таких детей считали отпрысками оборотней и сжигали у столба. В Ирландии с ними чаще всего обращались добродушно. Но росли они медленно, никогда не достигали нормального роста, почти не говорили. И как правило, умирали, так и не став взрослыми. Неужели ее драгоценное дитя, дитя, дарованное ей О’Бирном, зачатое в дикой красоте гор Уиклоу, могло быть таким? Разве такое возможно? Как же так?

А Уолтер, сказав это жене, поцеловал малыша и положил ей на руки.

— Он Божье создание, и мы все равно будем его любить, — тихо заметил он.

Это было так похоже на Уолтера с его неизменной щедростью, что Энн не могла не быть благодарна. Муж оставил ее с ребенком, и она, прижав к себе малыша и поплакав какое-то время, переполнилась бесконечным желанием защитить кроху, а мысль о том, что жизнь сына будет короткой, лишь усиливала это чувство. Когда Уолтер пришел снова, Энн с вызовом посмотрела на мужа.

— Он просто не совсем совершенен, — заявила она.

Однако Энн интуитивно ощутила: для Уолтера это стало немалым облегчением. Для него было бы уже слишком иметь в доме здорового, красивого ребенка О’Бирна и чувствовать его присутствие как насмешку над своей старостью. Наверное, ее муж мог даже втайне надеяться на то, что ребенок окажется мертворожденным. И в его глазах это неполноценное дитя можно было в каком-то смысле не принимать в расчет, в особенности рядом с его родным красавцем Морисом. И еще Энн не сомневалась: Уолтер, хотя никогда и не скажет этого вслух, наверняка должен был счесть неполноценность ребенка знаком Божьего недовольства поведением Энн. Да и большинство людей подумали бы так же. И если ее муж был слишком добр, чтобы говорить об этом, Энн с уверенностью ожидала чего-то в таком роде от Лоуренса, когда тот неделю спустя пришел к ним, и была весьма удивлена реакцией брата. Взяв малыша на руки и внимательно осмотрев его, иезуит сказал:

— Врачи отмечают, что такие дети обычно родятся у немолодых матерей. Но почему — никто не знает. — После небольшой паузы он продолжил: — Если хочешь, чтобы потом, позже, за ребенком присматривали добрые люди, я могу это устроить. Я знаю одно такое место.

— Я предпочла бы сама заботиться о нем.

— Ну, это уж вы с мужем сами решите. — Он внимательно посмотрел на сестру. — Твой муж, Энн, выше всяких похвал. Истинный христианин.

— Знаю, Лоуренс.

— Я рад. — И после этих слов, к облегчению Энн, он покинул их дом.

Ребенка назвали Дэниелом.

По правде говоря, Морис Смит нечасто причинял отцу неприятности. Но это не мешало Уолтеру тревожиться за него. Как любой родитель, он боялся того, что могло случиться, и волновался из-за того, что уже произошло.

Мышление Уолтера было довольно своеобразным. Он знал о кровном родстве с ирландцем О’Бирном, но всегда считал себя истинным, настоящим англичанином, и признаки его ирландской крови, вроде рыжих волос, зеленых глаз или сумасбродства, могли проявиться, а могли и не проявиться в членах его семьи. Но главным страхом Уолтера, в котором он никогда не признавался жене, был страх, что Морис может оказаться таким же, как брат Уолтера Патрик, — красивым, обаятельным, но слабым. Это Уолтер как раз и считал ирландским наследием. И потому пока мальчик рос, он постоянно наблюдал за ним. Если ему казалось, что Морис не делает уроки или не выполнил поставленную перед ним задачу, Уолтер обычно тихо, но твердо добивался того, чтобы работа была сделана. Когда же Морис подошел к возрасту зрелости, его отец решил, что в целом сын вполне крепок характером.

Одно лишь продолжало тревожить Уолтера. Да, Морис много работал. Но не таилась ли в нем некоторая бесшабашность, некое бурление? Если это было просто кипение молодых сил, то все в порядке. В молодом человеке и должен гореть высокий дух. Это Уолтер вполне мог бы понять. Но что, если то было нечто более глубокое? Тогда имелось только два возможных объяснения: ирландская кровь или наследие Уолшей. Неужели долгие века жизни бок о бок с О’Бирнами и О’Тулами на пограничных землях в Каррикмайнсе повлияли на семью? Возможно. Они должны были быть представителями старого английского порядка, то есть так думал Уолтер, когда женился на Энн, но с тех пор он был вынужден признать, что в них скрывалась тайная необузданность и ненадежность, прикрытая набожностью. И не эта ли самая неустойчивость недавно проявилась в Энн?