1917. Русская голгофа. Агония империи и истоки революции - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Дегтев, Дмитрий Зубов cтр.№ 11

Однако, как это нередко и сейчас бывает в подобных делах, доказать собственно клевету, в которой обвинялся редактор издания, так и не удалось. А «сатира со злым размышлением» и «вытравливание честного имени» даже по весьма отсталым царским законам состав преступления не образовывали. Казачков был оправдан, а скандальные публикации про Белова продолжились. В итоге тот вынужден был попросту подать в отставку.

Впрочем, преувеличивать роль СМИ и приписывать им какое-то решающее значение в «возбуждении общественного мнения» и обострении ситуации тоже не стоит. Нередко беспорядки и забастовки разрастались и обходились без освещения в прессе. Типичный тому пример – очередные студенческие волнения, начавшиеся в 1899 году, спустя три года после прежних событий в Москве.

Студенческая среда в дореволюционной России была одним из основных рассадников революционных настроений.

«По своему составу русское студенчество было всегда гораздо „демократичнее“, нежели в демократиях Западной Европы, – писал Ольденбург. – В университеты поступали тысячами представители несостоятельных кругов. Государство широко этому содействовало. Так, произведенное в 1899-1900 гг. обследование материального положения студенчества Московского университета, наиболее многолюдного и едва ли беднейшего по составу слушателей, показало, что на 4000 студентов здесь было около 2000 неимущих, которые освобождены от платы за учение, а около 1000 человек из них кроме того получает стипендию различного размера, всего в год на это тратилось около миллиона рублей.

В других университетах картина была примерно та же. Такой состав студенчества, с преобладанием „интеллигентного пролетариата“ (а то и полуинтеллигентного) отличался природной склонностью к радикальным течениям, и никакие внешние меры, вроде свидетельства о благонадежности или строгого надзора со стороны полиции, не изменили этого основного факта. Отсутствие легальных студенческих организаций только оставляло свободную почву для нелегальных, а развитое в учащейся молодежи естественное чувство товарищества создавало значительные затруднения для власти при борьбе с революционными элементами в университетах» ^[8].

8 февраля 1899 года в Санкт-Петербургском университете происходил торжественный акт, посвященный 80-летию учреждения. Ректор В. И. Сергеевич вывесил накануне объявление, в котором указал, что в былые годы после акта учащиеся учиняли беспорядки, врывались группами в рестораны, в театры и т. д., нередко в пьяном виде. Ректор писал, что такие поступки недопустимы и будут пресекаться полицией.

Дело в том, что в университете существовала уже устоявшаяся традиция в день основания вуза – 8 февраля – проводить шествия по Невскому проспекту с пением песен, которые, как правило, заканчивались столкновениями с полицией.

Студенты, понятное дело, восприняли это «воззвание» оскорбительным и провокационным. Во время акта учащиеся попросту освистали ректора, а потом покинули здание, отправившись на стихийную демонстрацию. Полиция преградила толпе путь к Биржевому и Дворцовому мосту, а также заблаговременно разрушила ледовые переправы через Неву, вследствие чего вся масса из сотен орущих студентов направилась по набережной к Николаевскому мосту. Когда на пути встретилась конная полиция, студенты забросали ее снежками, попав в лицо одному из офицеров. Тогда конники пошли в атаку и попросту разогнали толпу нагайками…

Это событие стало поводом для восстания. После сходки студенты заявили о прекращении занятий и выдвинули требования, в том числе о гарантии физической неприкосновенности. 11 февраля в университете началась «обструкция» на лекциях некоторых профессоров, учащиеся попросту освистывали преподавателей и срывали занятия. А на следующий день забастовали еще шесть столичных вузов, в том числе Военно-медицинская академия, Горный, Лесной, Электротехнический институты и Академия художеств. Был сформирован организационный комитет для руководства забастовкой.

15 февраля прекратились занятия во всех московских вузах, через два дня забастовка охватила Киев и Харьков. Фактически бунтовало все высшее образование! И это при том, что в газетах о забастовке ни говорилось ни слова, власти запретили публиковать информацию о ней. «Юристы I курса: объявлена забастовка, – сообщал составленный бунтовщиками бюллетень от 16 февраля. – Лекцию Соколовского слушает группа (10 чел.). Юристы II курса: была лекция Алексеева (30 человек). Юристы III курса: 17-го назначена сходка. Математики II курса: лекция Умова не состоялась. Филологи: Виноградов исполнил „свой первый долг“ – читал. Большинство студентов удалилось. 17-го предположена сходка. Естественники I курса: была лекция Сабанеева. 60 чел. ушло, 2 осталось. Второй час не читал. Лекция Курузина – 3 человека. Посылались депутации к профессорам. Объявлена забастовка. Естественники II курс. Была сходка в химической лаборатории (80 чел.). Объявлена забастовка. Лекция Умова не состоялась. Естественники III курс: состоялась сходка (30 чел.). Решена забастовка. 17-го окончательная сходка. Естественники IV курса: сходка (40 чел.). Решена забастовка. Уволенных 58 человек в ту же ночь выслали. Вечером 16-го назначена сходка в Петровской академии».

В итоге ситуация заставила вмешаться самого царя, который вынужден был отдать приказ о тщательном расследовании инцидента 8 февраля.

Однако и это остановило отнюдь не всех бастующих. Студенческая масса разделилась на «меньшевиков», которые полагали, что «оскорбление студенчества» отомщено, и «большевиков», призывавших сражаться дальше.

Апофеозом забастовки стало студенческое побоище 9 марта в Киевском университете, где разные группы молодежи сражались лабораторными предметами, кидались стульями и возводили внутри здания целые баррикады из парт и столов. Ну а когда университетское начальство в ответ постановило отчислить всех учащихся, волнения по всей стране вспыхнули с новой силой. При этом сторонники обструкции уже не считались с волей большинства, радикальные элементы все равно срывали занятия, а столовая Санкт-Петербургского университета и вовсе превратилась в забастовочный штаб, издававший письменные инструкции и бюллетень о ходе забастовки. К движению присоединились также Варшавский и Рижский политехнические институты. Полиция же, опасаясь спровоцировать молодежь на еще более сильные беспорядки, в ситуацию практически не вмешивалась. В итоге к концу марта высшее образование в стране было полностью парализовано, а экзамены бойкотированы.

30 марта толпа студентов окружила Санкт-Петербургский университет с целью воспрепятствовать проведению экзаменов, происходивших в здании под контролем полиции. Бунтовщики были оцеплены полицией и отправлены в манеж кадетского корпуса. Оттуда студентов партиями развезли по полицейским участкам, а затем выслали из Петербурга. В Московском университете к этому времени было отчислено 815 студентов, из которых 603 выслано.