Легенда о Коловрате - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Саралидзе cтр.№ 24

– Когда князь Юрий меня за тобой посылал, стояли рязанские стены, а войско наше на Дикое поле шло, на брань с Батыем. А вот Федор…

Ярость вновь стала разгораться в сердце Евпатия. Неужели верно, убили подлостью любимого друга псы мунгалские?

– Как молвил он Батыге, мол, сам перед нами на колени встанешь, разъярился, собака. Верно, погиб он. Но о том поговорим в дороге. Князь рязанский велел тебя с собой вести и всех бойцов, что собрать удалось. Кони под седлом ждут нас снаружи, медлить больше нельзя. В большой беде наша земля, выручать надо.

И воины поспешили на двор. Путь снова предстоял тяжелый и неблизкий.

Главная площадь Рязани походила на кладбище. Мертвые тела усеивали каждую пядь. Искорёженные трупы, казалось, прорастали прямо из-под земли, аки трава. Пахло гарью, кровью и жареным мясом. Сладковатый запах обожженной плоти витал в воздухе, попадал с пеплом в рот и нос, и хотелось зажмуриться, спрятать лицо в руках, чтобы не вдыхать эту чудовищную смесь. Сердце каждого, кто пришел с маленьким отрядом в Рязань, обливалось кровью. Живые содрогались и плакали, глядя на смерть и запустение, кружащие между застывшими в вечной агонии телами, сгоревшими остовами разоренных домов, пустыми, залитыми кровью улицами.

От цветущей столицы Рязанского княжества не осталось почти ничего. Тлеющее пожарище.

Успенский собор, где совсем недавно Евпатий держал на руках Иванушку, сына княжича Федора, и слушал чистые голоса хора, лежал в руинах. Колокол сорвался с прогоревшей колокольни, упал вниз и теперь валялся в снегу безгласным куском бронзы. Та же участь постигла и два других храма – Спас и Борисоглебский. Некогда белые стены под золочеными маковками теперь походили на обгоревшие ребра чудовищ, торчащие из земли. От светлых божьих домов осталось лишь скорбное пепелище, где все было разорено и загажено.

Над княжеским теремом продолжал куриться дым, и редкие языки пламени облизывали почерневший камень. Во всем остальном городе огонь давно погас, превратив большинство домов в уродливые обугленные скелеты.

Дружинники княжича Ингваря оглядывались по сторонам, ежась от мороза и ужаса. Ноябрь в этом году выдался таким холодным, какого не бывало уже давно, и, казалось, они попали в ледяной ад. Дыхание густым паром вырывалось изо рта, студеный воздух обжигал лица, колючими пальцами проникая под одежду. Людей била дрожь, и трудно было сказать, отчего – от мороза или от горя.

Никто не произнес ни слова с той минуты, как маленький отряд вступил в разрушенную Рязань. Говорить было страшно, потому что первое же слово могло превратить творящийся кругом кошмар в реальность.

А еще всех снедал непереносимый стыд за то, что по счастливой случайности удалось выжить. В такой бойне до́лжно умирать рядом с семьей, земляками и братьями… Чтобы потом не приходить на пепелище, захлебываясь горем. Чтобы собственное бессилие не придавливало к булыжникам мостовой непосильной ношей. И не закрадывалась в голову страшная мысль остаться рядом с погибшими родичами. Навсегда.

Коловрат смотрел по сторонам и чувствовал, как внутри все обращается в камень и пепел. Он вглядывался в каждого убитого, встречавшегося по дороге. Многие тела были изуродованы. Обгоревшие, изрубленные в куски, растоптанные. И все равно Евпатий узнавал их.

Дышать становилось тяжело. Не из-за едкого дыма, черным саваном укрывшего Рязань, а из-за того, что горло все сильнее сдавливали рыдания. Только слез не было. Глаза оставались сухими, лишь блестели лихорадочно, когда задерживались на трупах друзей, знакомых, товарищей.

Евпатий разглядывал умерших с болезненным тщанием, силясь оттянуть момент, когда доведется подойти к своему собственному дому и посмотреть, что стало с… Нет! Об этом даже думать нельзя.

– Надо отыскать выживших, – раздался откуда-то из далекого далека хриплый голос Ингваря. – И похоронить павших.

Коловрат оглянулся на княжича – тот был белее снега. Бесцветные, остановившиеся глаза неотрывно смотрели на черные руины, которые некогда были хоромами его дяди и в котором жила вся его семья.

Боярин кивнул и поворотил коня, направившись к сбившимся в кучу дружинникам. Рязанцев среди них было всего человек тридцать-сорок – те, кого Юрий отрядил с Ингварем в Чернигов. Еще сотню дал черниговский князь. Добрые воины, но сейчас они больше походили на тени, чем на живых людей. Это понятно, он и сам чувствовал себя так же, – в безмолвном, воняющем гарью и смертью аду не было места ничему живому. Но оплакивать павших будем потом, сейчас нужно найти тех, кому посчастливилось спастись… Если такие остались.

Евпатий боялся признаться самому себе, что в сердце тлеет едва различимый огонек надежды. «Господи, сотвори чудо. Пускай Настя и дети будут живы».

Напрягая все душевные силы, чтоб не выказать обуревающих его чувств, Коловрат подъехал к дружинникам. Большинство остались сидеть в седлах, будто страшились ступить на укрытую золой и снегом землю. Только Ратмир стоял в стороне, запрокинув голову. Он смотрел в небо, растирал руками пепел и судорожно втягивал воздух. Плакать старый воин не умел, хотя сейчас слезы могли бы принести хоть малую толику облегчения, и никто не осудил бы его за слабость. Пробыв столько лет в плену у мунгалов, Ратмир не успел вернуться домой, как тот превратился в мертвое пепелище. Проклятый пес Бату-хан сжег все, что заставляло командира лучшей рязанской дружины бороться, верить и жить. Не осталось ничего, кроме немощного тела и пепла на сухой ладони.

Евпатий, глядя на застывшее лицо наставника, сцепил зубы и набрал полную грудь воздуха:

– Братья, в лихой час пришли мы к рязанским стенам, – начал он, заглядывая в глаза каждому из стоящих перед ним мужчин. – Пришли слишком поздно. Но пускай отдать свои жизни, чтобы город спасти, мы уже не можем, наша служба не окончена.

Понемногу Коловрат стал замечать, как обращенные к нему взгляды оживают, как из них уходит леденящая пустота. Отправляя дружинников осматривать город и искать выживших, он и сам почувствовал, что железный обруч, сковывающий грудь, чуть-чуть ослабел. От его слова зависели люди, и времени на собственную слабость не оставалось.

– Поезжай к своему дому, Евпатий, – сказал Ингварь Ингваревич, когда первые отряды ушли на поиски. Его лицо немного «оттаяло», но все так же оставалось серовато-бледным. Было похоже, словно Господь вылепил это лицо из снега и пепла, укрывших развалины Рязани плотной коркой. Но у княжича тоже были обязанности – он собирался скакать с десятком дружинников ко дворцу. Кому, как не ему, искать и оказывать последние почести княжеской семье? А в том, что все его родные мертвы, Ингварь, похоже, не сомневался. Это был страшный долг, однако племянник рязанского правителя, не колеблясь, собирался его выполнить. Да и не мог он по-другому, потому что, как и самого Коловрата, изнутри его жгла надежда, не давала покоя, рвала душу. А может, выжили? Ну, ведь может же!

– Я думал дождаться первых вестников… – начал Евпатий, хмуря брови.