Четыре с половиной холостяка - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Лубенец cтр.№ 32

Свадьба была скромной. Нам ничего не надо было, кроме того, что после регистрации мы будем всегда вместе, и на законных основаниях. «Люблю» он впервые сказал мне, когда у нас родилась Сонечка. И тогда будто прорвало плотину: мы говорили и говорили друг другу слова любви. Я, наверное, могла бы только ими и питаться, если бы не надо было кормить крошечную дочку.

Потом, через три года, случилось несчастье – я потеряла второго ребенка. Наша счастливая жизнь рухнула. Наташа винит во всем Романа, но я-то знаю, что сама виновата. Окружающим казалось, что я заледенела от горя, до того меня ничто не интересовало. Никто не мог даже подумать, что у меня был свой интерес, ужасный и всепоглощающий: холить и лелеять свое горе, упиваться им, думать о нем ежечасно и ежеминутно. Я тогда даже к Сонечке охладела. Еще бы! Она жива, здорова и весела, а тот, крошечный и беззащитный… Где он? В каких астральных слоях и переплетениях? Кто знает? Кто видел? Кто передаст весточку?

Впереди – ничего нет.

Позади – слабое эхо.

Отзвучит и растает.

Река жизни не потечет вспять.

Ветер стихнет.

Памяти волны улягутся.

Рома пытался растопить мое заледеневшее сердце. Он, желая утешить, говорил мне, что у нас еще будут дети, но мне его слова казались кощунственными. Зачем нам какие-то другие дети, если я хочу думать только об этом погибшем ребенке. Я шарахалась от мужа, как от больного дурной болезнью.

Наташа утверждает, что он сразу «пошел по бабам». Ничего подобного, не сразу. Я не буду называть сроки. Я их не помню, потому что для меня они неважны. Я сама оттолкнула от себя Романа. Однажды он не пришел ночевать, а утром вернулся слегка пьяным и стал утверждать, что у него теперь есть другая женщина, которая не держит его за бесчувственного чурбана и не отпихивается от него, как от прокаженного.

Я, знаете, сейчас думаю, что ту первую женщину он себе придумал, чтобы меня как-то расшевелить, пробудить во мне хотя бы ревность. Мы ведь любили друг друга! Мне бы тогда очнуться, но я не смогла скрыть своей радости от того, что мой муж завел себе любовницу. Еще бы! Он ведь теперь оставит меня в покое со своими притязаниями и сексуальными домогательствами, и я смогу полностью погрузиться в свое, уже не горькое, а по-настоящему сладкое горе.

Наверное, мне надо было тогда обратиться к врачу или хотя бы рассказать о своем состоянии Наташе. Уж она бы придумала, как меня вытащить из этой затягивающей черной дыры. Впрочем, вряд ли: мне тогда не хотелось избавления.

Мои астральные скитания в поисках потерянного ребенка закончились одномоментно, когда заброшенная мной Сонечка упала с нашего широкого подоконника, на котором любила играть в куклы, и получила тяжелое сотрясение мозга. Я будто вынырнула из тяжелой свинцовой воды, вдохнула обжигающе сухой воздух жизни, приняла в глаза белый свет дня и по-бабьи заголосила по Сонечке.

С этого момента я снова начала жить обычной человеческой жизнью. За заботами о болеющей дочке горе как-то притупилось, отошло на второй план, а потом совсем истончилось и почти полностью стерлось из памяти. Все-таки я не видела нерожденного ребенка, а потому не могла вспоминать его лицо, милые младенческие ужимки, тяжесть прижатого к груди тельца. Все надуманное и рожденное воспаленным воображением ушло в тот астрал, в котором я черпала силы для поддержания горя.

А Романа было уже не остановить. Когда я готова была пасть перед ним на колени и просить прощения, ему это было уже не нужно. Он вошел во вкус и скитался по женщинам, как я по воображаемым мирам. Я предложила развод. Он сразу согласился и через пару месяцев женился на женщине пятью годами старше его. Мы с ним поженились совсем юными и неискушенными и в сексе ни о чем, кроме классической миссионерской позы, не могли даже подумать. Потом было не до сексуальных изощрений ввиду моей беременности и младенчества Сонечки, потом опять из-за беременности и того, о чем я только что рассказала.

Будущая вторая жена Романа предложила ему такой широкий спектр возможностей извлечения наслаждений из соития двух тел, что мои слабые анемичные объятия утратили для него былую притягательность. Он мечтал на ней жениться, и мое предложение развестись поспело очень вовремя. Так мы расстались.

Всех этих тонкостей Наташа не знает. Я всегда была молчуньей и ревностно оберегала свой мир от других, даже от лучшей подруги. Кое-что я, правда, пыталась ей объяснить, чтобы она не слишком нападала на Дюбарева, но Наташа так и не смогла простить ему скороспелой женитьбы на другой. Он навсегда остался для нее мучным червем и самопальным прибалтом, хотя под Даугавпилсом у Романа действительно живет родная тетка, а мучные черви – черные, несмотря на то, что живут в муке.

А потом, как вы знаете, он развелся со второй женой. Все-таки не для всех мужчин во главе угла стоит секс. Рома всегда был немного замедленным, флегматичным, поэтому наши с ним фазы и ритмы всегда совпадали. Тантрические многочасовые упражнения для него оказались утомительны, а потом и омерзительны. Как-то, явившись ко мне в состоянии подпития и с жалобами на жизнь, он сказал:

– Одно дело, когда в твоей жизни долгие часы трудов праведных, а потом, в награду, минуты плотских наслаждений, и совсем другое, когда плотские наслаждения переходят в разряд трудов, увы, не слишком праведных, от которых очень хочется свалить в отпуск, хотя бы под тот же Даугавпилс, которым Натаха меня все время попрекает.

Мы не сошлись с Романом снова. Почему? Мне очень трудно объяснить. Наша супружеская жизнь до потери второго ребенка была настоящим счастьем, которое не каждой паре выпадает. Вы можете возразить, что любая пара может прожить четыре года в состоянии счастья. Не любая. Мы были половинками одного целого, которые идеально подогнаны друг к другу каждым выступом, каждой вмятинкой.

Таскание Романа по женщинам и особенно женитьба понаделали в нем таких щербин, ям и уступов, с которыми мне было уже не совпасть. Тем более что и я сама приобрела уже приличную шероховатость поверхности. Теперь мы могли только плакаться друг другу в жилетку, что регулярно и делали. Конечно, чаще Рома, а я… Я его жалела.

На серое – цветной платок посадский.

На воспаленное – прохладная рука.

В том сущность женская.

Наши жилеточные посиделки всегда приводили и продолжают приводить мою лучшую подругу Наташу, ныне Беспрозванных, в состояние неукротимого бешенства и придумывания новых ядовитых кличек для Романа.

Сонечку мы с подругой растили вместе. Наташа всегда мне помогала, охотно сидела с ней и даже брала к себе домой. У них с Филиппом детей не было, и они оба с удовольствием нянчились с моей дочкой. После развода Наташа ударилась в клубный загул, но он довольно быстро закончился, и мы опять занялись Сонечкой.

– Очевидно, я не могу полноценно развлекаться, если рядом со мной нет твоего синюшного лица и сдерживающего начала, – сказала она мне после последнего похода в навороченный клуб-казино и отдала для переделки Сонечке два своих шикарных ярких платья.