Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США - читать онлайн книгу. Автор: Иван Курилла cтр.№ 69

К опыту США советское и российское руководство обращалось каждый раз, когда в повестку дня ставилась техническая или даже социальная модернизация страны. По образцам нью-йоркских небоскребов 1930‐х годов строились послевоенные «сталинские высотки». Поездка Н. С. Хрущева в США повлекла за собой множество заимствований в организации жизни советских людей, от первых магазинов самообслуживания (супермаркетов) и подземных переходов до планов по автомобилизации населения и известной всем кукурузы. Американские советники работали с реформаторским правительством Б. Н. Ельцина, а президент Д. А. Медведев, объявив о планах модернизации, немедленно отправился в Кремниевую долину.

В городе Вашингтоне, округ Колумбия, жил легендарный человек — бывший активист борьбы за гражданские права и мэр американской столицы Мэрион Берри.

В 1977 году он был ранен при захвате здания мэрии (будучи членом городского совета) террористами-мусульманами (отколовшимися от «Нации ислама»). А через год после этого — избран вторым в истории мэром Вашингтона (долгое время мэры столицы назначались), став первым в США мэром крупного города — активистом движения за гражданские права.

В 1990 году Берри попался на употреблении наркотиков, провел несколько месяцев в тюрьме и потерял место, однако в 1995 году с триумфом вернулся на пост мэра и оставался на нем до 1999 года, после чего был избран в состав городского совета, где и находился до самой смерти в 2014 году.

Какое же отношение Мэрион Берри имеет к взаимоотношениям России и США?

Дело в том, что полное имя вашингтонской легенды — Мэрион Шепилов Берри, а приятели называли его не иначе как Шеп.

В 1950‐е, будучи студентом — активистом движения за гражданские права, он взял себе второе имя в честь редактора газеты «Правда» и советского министра иностранных дел Д. Т. Шепилова (того самого, «и примкнувшего к ним»). Друзья по колледжу прозвали его в честь главного советского пропагандиста за подвешенный язык и левые взгляды, а потом он и сам внес это прозвище в официальные документы.

Так фамилия советского партийного деятеля оказалась частью идентичности руководителя американской столицы, свидетельствуя, каким причудливым образом порой переплетаются взаимные образы двух стран.

Заключительные тезисы этой книги призваны оспорить наиболее распространенные представления о российско-американских отношениях: будто две страны являются противоположностью друг друга и у них нет ничего общего; утверждения о неизменности устремлений и политики каждой из стран на протяжении веков; о том, наконец, будто отношения между ними строятся исключительно на основании «геополитического» или стратегического соперничества.

Россия и Америка исторически близки друг другу. Обе страны являются особыми вариантами Европы. Обе на протяжении последних столетий используют европейский политический язык для построения обществ, отличающихся от европейского (и тем обе страны отличаются, например, от неевропейского Китая и ряда других стран). Накал взаимной критики частично объясняется использованием этого общего языка: государства за пределами этой общности могли быть сколь угодно далеки от идеала, но не становились объектами критики, поскольку предполагалось, что их надо описывать другим языком.

Более того, на протяжении многих десятилетий «общим местом» в рассуждениях русских и американцев было подчеркивание того факта, что обе страны являются «новыми», почти одновременно (в XVIII веке) начавшими принимать деятельное участие в делах Европы, но Европой не ставшими. Резкая двухсотлетняя критика российской политической системы американцами (и отсутствие сопоставимой критики, например, Китая) объясняется тем, что Россия считалась частью той же цивилизационной общности, а значит, могла оцениваться на основании тех же стандартов. Для европейцев же Россия и США уже в XIX веке стали обозначать два крайних варианта собственного развития Старого Света, две «границы», между которыми разместилась в политическом смысле сама Европа.

Америка в значительной ее части создана эмигрантами из России, и в этой ее части является проекцией России. Той, которой она должна была быть в представлении эмигрантов. Начиная с последней четверти XIX века из России в США эмигрировали миллионы людей, бежавших от репрессивного государства и от революции. Они переделали Америку в соответствии со своей мечтой (и помогли ей невзлюбить страну, из которой бежали). Эмигрантская Россия является важным слагаемым американской идентичности. Многое в США, воспринимаемое нами как сугубо американское, создано выходцами из России (или при их ключевом участии): от Голливуда (плеяда создателей крупнейших студий и режиссеров) до популярной музыки (Ирвинг Берлин). От воинственного анархизма (Эмма Гольдман) до «евангелия капитализма» (Айн Рэнд). От вертолетов (Сикорский) до телевидения (Зворыкин) и Гугла (Брин).

У большинства эмигрантов сохранилось резко критическое отношение к стране, из которой они уехали, и они донесли это отношение до остальных американцев. Вместе с тем собственные идеалы этих людей сформировались в России, пусть методом «отталкивания» от российской действительности, равно как и их новая американская идентичность. Так или иначе, вклад эмигрантов в становление Соединенных Штатов зависел от их российского опыта.

Истории России и США пересекаются: Русская Америка — Аляска — более ста лет была русской территорией, прежде чем стала территорией США (какой и остается почти полтора столетия). Для обеих стран история Аляски — часть отечественной истории. Значение этого факта не до конца осмыслено. Он, однако, может стать важным элементом общей идентичности россиян и американцев.

На каждом витке собственной модернизации начиная с середины XIX века Россия опиралась на опыт и технологии США. Технологических заимствований и «следов» американского влияния в России едва ли не больше, чем следов любой другой страны (хотя это трудно оценить количественно). Первые железные дороги и пароходы, телеграф и швейная машинка «Зингер», ружье-«берданка» и первый разводной мост на Неве, крейсер «Варяг» и «великие стройки» первой пятилетки (Магнитка и Сталинградский тракторный, Нижегородский автозавод и Днепрогэс) — все это создавалось и строилось при участии или под непосредственным руководством американских инженеров, часто по их проектам (иногда доработанным отечественными специалистами). Искусственное замалчивание этого наследия в эпоху холодной войны привело к массовому невежеству, чреватому неожиданными открытиями.

Необходимость реагировать на внешнюю политику друг друга всегда была вторична по сравнению с поддержанием собственной идентичности, поэтому наталкивалась на проблемы и требовала времени и усилий, необходимых, чтобы вписать новые угрозы в существующие стереотипы. Чаще всего Россия попадала в фокус внимания американского общества в период внутреннего кризиса США, когда американцам нужен был кто-то «опекаемый» или враждебный, чтобы поднять самооценку или сплотить общество.

Так, конец «разрядки» в середине 1970‐х и переход американской внешней политики к резкой критике нарушений прав человека в СССР трудно объяснить с точки зрения «геополитического соперничества». Гораздо более убедительным представляется поиск американскими элитами нового источника национальной гордости в условиях наложившихся друг на друга политического (Уотергейт), экономического (из‐за роста цен на нефть) и военного (уход из Вьетнама) кризисов. Успехи (внутри)американского движения за гражданские права оказались самым серьезным достижением американского общества в предыдущее десятилетие, и именно эта тема была включена президентом Картером в политику страны на советском направлении. Не для того, чтобы добиться чего-то конкретного в отношениях с главным соперником, а чтобы убедить собственных сограждан: Америка сохраняет лидерство и может разговаривать с СССР менторским тоном.