— Вот пристала! На неделе попрошу родителей, чтобы занялись этим вопросом.
— Спасибо! — Милана коснулась губами его груди. — А когда мы распишемся?
— Когда, когда… Раскудахталась! Сначала прописка, потом поженимся. Я же пообещал, значит, так и будет! Милка, или смотри футбол, или не мешай мне!
— Сделай тише, — попросила она и повернулась к Вовчику спиной.
Милана уснула под монотонный бубнеж телевизора.
* * *
На работе Володя продержался еще неделю. В день зарплаты он вернулся домой позже обычного, когда все уже собирались ужинать.
— Наконец-то! — облегченно выдохнул Иван Иванович. — Дождались, а то у меня уже желудок к спине присох.
— А я сегодня не с пустыми руками! — радостно сообщил Володя. — Нам выдали зарплату!
— И как ты собираешься ею распорядиться? — спросила мать, поставив перед сыном тарелку.
— Куплю Милке осенние сапоги, дам на медосмотр.
— А жрать вдвоем бесплатно будете? — Светлана обожгла Милану и Володю презрительным взглядом. — Хлеб без денег в магазине не дадут.
— Я выйду на работу, смогу зарабатывать, — робко сказала Милана.
— Пока ты выйдешь, так рак свиснет! — съязвила сноха. — А есть сегодня села!
Милану словно кипятком ошпарили. Она покраснела и встала из-за стола.
— Тогда я не буду есть! — кинула она сквозь слезы и выбежала из кухни.
— Подавитесь вы ими! — Володя бросил деньги на стол и пошел за Миланой.
Она тихо плакала, уткнувшись в подушку.
— Да не переживай ты так! — Володя погладил ее худенькие плечи. — Пусть делают с деньгами что хотят! Достали!
— Ты отдал им всю зарплату? — Милана подняла голову, повернула к Володе заплаканное лицо.
— А что мне оставалось делать?
— Я так и буду жить на птичьих правах? — спросила она. — Нет прописки, работы, я тебе даже не жена!
— Я же обещал, что поговорю с родителями о прописке, значит, поговорю.
— Сколько это будет продолжаться? Я поверила тебе, а ты…
— Ну что я? Все будет тип-топ. Вот только с этой работы я уволился.
— Как?!
— А вот так! Ребята обещали помочь устроиться на высокооплачиваемую, надо только недельку подождать.
— Мог бы это время еще поработать, — сдержанно сказала Милана.
— Мог бы! Но давай не будем ссориться, хорошо?
— Если ты завтра не решишь вопрос с пропиской…
— То что будет? — ухмыльнулся Володя.
— Я сама поговорю с родителями!
— Так будет даже лучше, — отрезал он и вышел из комнаты.
Милана чувствовала себя униженной. Обида жгла изнутри, подавляя все чувства. Она поняла, что так может продолжаться еще долго, и решила действовать сама.
На следующий день за завтраком Милана сказала:
— Иван Иванович, Марина Сергеевна, Света и Гриша! В день моего приезда вы пообещали меня прописать. Я и дальше могла бы так жить, но меня не принимают на работу без прописки.
Сказав это, Милана почувствовала, что от волнения вспотела и по спине побежала струйка пота. Она никогда не была такой смелой, как сейчас. Сделав такое заявление, Милана испугалась своих слов и сидела словно на разжаренной сковородке.
«Сейчас меня выдворят за дверь, и что я буду делать?» — молоточком застучало в висках.
— Пропишем, — ответила свекровь. — Ты не переживай, у нас порядочная семья, только дел невпроворот. Нужно огород убрать, заготовки сделать. Можешь потерпеть недельку?
— Конечно, — кивнула Милана, — спасибо вам!
Она облегченно вздохнула. Первый решительный шаг был сделан, но вот только эта «неделька», похоже, была у них семейная. Решив, что нужно набраться терпения, девушка взвалила на себя еще больший груз домашних дел.
Надежда ее лопнула как мыльный пузырь, когда прошло десять дней после разговора, а никто о нем и не вспоминал. Утром Милана, ничего никому не сказав, вышла из дома в поисках другой работы. Ей повезло. В небольшом продуктовом магазинчике нужна была уборщица на низкую зарплату, но зато не требовали прописку и санитарную книжку.
— Поработаешь пару месяцев, если сработаемся, я сама оплачу тебе медосмотр, — пообещал хозяин магазина.
Никто из домашних не был против ее работы, и никто не вспомнил о прописке. Володя все еще искал хорошо оплачиваемую работу, когда Милана была уже на рабочем месте. Ей приходилось убирать в торговом помещении, в подсобках и на улице, выносить мусор и мыть полы. Тешила мысль о том, что она обретает некую независимость. Иногда покупатели бросали ей, что, мол, такая молоденькая и красивая, а моет полы, но она не обращала внимания. В жизни ее столько раз обижали, что эти невинные замечания казались безобидным детским лепетом. Она думала о том, сколько сможет из зарплаты отдать в семью, а сколько оставит на свои нужды.
«Половину — на питание, — решила она, — потом пройду медосмотр и попытаюсь устроиться в медучреждение по специальности. Если что-нибудь останется, куплю обувь на осень».
Милана подумала, что теперь можно позвонить и Женьке. Во-первых, он с семьей уже вернулся с отдыха, во-вторых, она может похвастаться устройством на работу. Она не ошиблась: Женя был дома.
— Наконец-то! — воскликнул он. — А я уже подумал, что когда было трудно, то Миланка обращалась ко мне, а когда счастье привалило, забыла старого друга.
Миланка горько улыбнулась, услышав о счастье, но сказала, что у нее все хорошо, она даже нашла работу.
— Временно поработаю уборщицей, а потом подыщу что-нибудь по специальности, — нарочито веселым голосом сказала девушка.
— А в каком ты статусе? Жена или сожительница? — поинтересовался Женя.
— Мы с Вовчиком решили не спешить со свадьбой, пока пожить так, присмотреться друг к другу, — ответила Милана.
Не умеющей врать, ей стало противно от своей лжи, но желание показать, что она сделала свой первый самостоятельный выбор правильно, было важнее.
— Может, так и надо, — согласился Женька, — но как бы ты ни старалась говорить весело, я не слышу оптимизма в твоем голосе.
— Нет, правда, у меня все нормально, — уже другим тоном, более соответствующим ее состоянию, сказала Милана. — Есть некоторые трудности, как и у всех, кто живет большой семьей. Женя, как ты себя чувствуешь?
— Мы хорошо отдохнули! Просто замечательно!
Вот так всегда! Все в духе Женьки! Даже перед тем, как лечь в больницу, он не скажет, что ему плохо, — просто предупредит. Милана поинтересовалась, как там Оля.
— Можешь ей сейчас не звонить, она уехала за границу со своим американцем, — ответил Женя.