Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сухомлинов cтр.№ 65

После него решительно все остальные члены заседания высказались в том же смысле, и очередь дошла до меня.

Обращаясь в мою сторону, его величество сказал:

– Посмотрим, что на это скажет наш военный министр?

– Как военный министр, – доложил я на это, – скажу, конечно, что армия счастлива будет видеть верховного своего вождя в ее рядах, тем более что я давно знаю это непреклонное желание его величества; в этом смысле формируется штаб и составляется положение о полевом управлении. Но я как член совета сейчас остаюсь в одиночестве, и такое единодушное мнение моих товарищей не дает мне нравственного права идти одному против всех.

– Значит, и военный министр против меня, – заключил государь и на отъезде в армию больше не настаивал…

Вскоре я поехал в Петергоф с очередным докладом и, когда вошел в кабинет государя, то он встретил меня словами:

– И вы пошли против меня, – так я теперь назначаю вас Верховным главнокомандующим.

Я никак не ожидал ничего подобного, а потому и просил разрешения вопрос этот обдумать вслух при его величестве. Прежде всего какое это произведет впечатление на общественное мнение?

В решениях организационных вопросов я проводил принцип устойчивых назначений, чтобы с выступлением в поход не приходилось перемещать начальствующих, не расстраивать установившегося порядка и не прибегать к импровизациям, в которых люди, не зная друг друга, не работая совместно в мирное время, не могут работать успешно в походе. А когда дело коснулось меня, то военный министр изменил этому своему взгляду и, покинув свой пост, погнался за полководческими лаврами. Но самое главное не только лично для меня, но главным образом для успеха дела, – какое положение при этом будет великого князя Николая Николаевича?

Государь, промолчав на предыдущие вопросы, на это ответил:

– Он будет командовать шестой армией.

– То есть охранять резиденцию вашего величества, – добавил я и затем, не стесняясь, уже совершенно откровенно высказал все, что я предвижу в таком случае: нескончаемые интриги и палки в колеса. Он не выносил меня на посту военного министра, как это хорошо известно и самому государю, а в роли моего подчиненного и вместе с тем в непосредственном пребывании с государем, создастся положение, невозможное для меня, а главное, будет страдать дело такой исключительной важности.

Сознавая, что я прав, государь, не возражая на это по существу, сказал только, что Николай Николаевич не возьмет на себя Верховного главнокомандования. На каком основании полагал так государь, я не знаю, потому что мои сведения были таковы, что великий князь не сомневается в этом назначении и ждет предложения.

Подумав немного, его величество решил затем, что, так как великий князь живет рядом, в Знаменке, то он поедет к нему сам и выяснит, как быть. Я же со своей стороны доложил, что если Николай Николаевич откажется и государю угодно, чтобы я принял командование, – прошу распорядиться мною, как это угодно будет его величеству.

Как я предполагал, так и оказалось: государь затем сам убедился, что великий князь действительно встретил предложение совершенно к этому подготовленным и в мыслях не допускал, чтобы мог быть назначен кто-либо другой, а не он.

Я принадлежу к числу тех лиц, которым приписывают деятельное участие в возникновении всемирной войны. Недовольному общественному мнению Европы я казался особенно подходящим громоотводом. То, что произошло со мной, становится особенно сложным и даже пикантным благодаря тому, что в одно и то же время меня обвиняют в подстрекательстве к войне, в том, что я планомерно препятствовал благоприятному исходу дипломатических осложнений, а с другой стороны, что как военный министр я не только не исполнил свой долг, но действовал в пользу наших врагов. В этой главе я постараюсь изложить мое положение при самом возникновении войны, мою роль как «подстрекателя», и не для самообеления, а для того, чтобы дать историческому исследованию возможно правдивый материал при изучении исторических фактов, предшествовавших этой ужасной всемирной катастрофе.

В последние годы я имел поневоле достаточно свободного времени, чтобы выяснить всю обстановку, и сожалею, что полное отсутствие средств и потеря моей библиотеки не дали мне возможности собрать все то, что было написано о возникновении войны и о моей в этом роли. Чисто фактический материал возникновения войны изложен мною вполне объективно в предыдущей главе.

В одной статье, посвященной июльским дням 1914 года, генерал Добророльский говорит, что в злополучные, тяжелые дни эти ему казалось, что по личной своей инициативе я устранился от участия в решении вопроса о возможности возникновения войны. Ему казалось, что я был бы счастлив при этом, чтобы статью в «Биржевых Ведомостях» о том, что «мы готовы», никто бы не вспомнил, что я держался в стороне и всем делом конфликта дирижировал Янушкевич.

Генерал Добророльский рассуждает совершенно правильно: в эти дни я действительно проявил «сдержанность», которая моим подчиненным должна была показаться странной ввиду той настойчивости и интенсивности в работе, которую они привыкли видеть всегда с моей стороны. Янушкевич в эти роковые дни был тем лицом, через руки которого открыто проходили распоряжения, касающиеся армии. Его роль, однако, была фальшивой и незавидной. Он был словно на привязи у Николая Николаевича.

Каким путем можно было избежать этого унижения, я, не являясь дипломатом, имея возможность лишь поверхностно судить о политической обстановке, указать не мог.

Потому-то и был сдержан и не присоединялся к ликованию младших товарищей.

После того как я не только инстинктивно сознавал, но и ясно видел по действиям дипломатии, что никакая сила не в состоянии направить ход исторических событий на другой путь, у меня явилась лишь единственная забота: возможно быстрое пополнение технического снаряжения армии, о недостаточности которого в последний раз я заявил в Совете министров 28 июля.

Царь видел в военном министре лишь техника, который должен был изготовить орудие для войны, – выбор времени применения и употребления которого оставался за государем. Тогда же, между 24 и 30 июля, единственно за высшей политикой оставалось решающее слово.

Это было совершенно ясно из того решения, которое было принято на совещании 25 июля.

Сазонову – дипломату, а не военному министру дано было полномочие выбора вида мобилизации (частичной или общей) в зависимости от обстоятельств, хотя и с доклада государю.

Подобным хитро обдуманным распорядком, по всем вероятностям самим царем не измышленным, объясняется моя казавшаяся незаинтересованность в том, что происходило. Как не играющий никакой решающей роли, я был аннулирован.

Кто когда-нибудь займется выяснением закулисной истории возникновения войны, тот должен будет обратить особенное внимание на дни пребывания Пуанкаре в Петербурге, а также и последующее время, приблизительно 24–28 июля. Я твердо уверен, что за это время состоялось решение войны или мира, причем великий князь Николай Николаевич, Сазонов и Пуанкаре сговорились во что бы то ни стало парализовать всякую попытку мирного исхода.