Последний роман Владимира Высоцкого - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сушко cтр.№ 58

Высоцкий понял. Татьяна Доронина осталась недовольна. Она не скрывала своих пристрастий: «Мне всегда нравились мужчины умные, талантливые, безусловно, с юмором, и чтобы они были Мужчинами».

Двадцать лет спустя после этих неудачных проб, выступая на учредительном съезде Союза театральных обществ, Татьяна Васильевна обратилась за моральной поддержкой к уже покойному Владимиру Семеновичу: «У Высоцкого есть стихи «Бить человека по лицу я просто не могу» – это писал актер об актерах. Это мы – не можем бить человека по лицу, ибо лицо для нас означает «лик», но нас бить почему-то можно. И мы, говоря со сцены слова о правде, справедливости и добре, терпим это, фигурально выражаясь, мордобитие – годами…»

* * *

Среди театральных актеров существует поверье: во время спектакля в зале нужно выбрать нужное лицо, своего зрителя, и играть как бы только для него. В день премьеры «Последнего парада» в Театре сатиры артисты со сцены смотрели в зал на своего соавтора – Владимира Высоцкого, который сочинял песни для этого спектакля. «Запрещенный, дерзкий, смелый, гениальный, потрясающий своими экстравагантными поступками, он сидел в зале один, сиротливо, – рассказывала актриса Татьяна Егорова, – казался совсем мальчишкой и как-то странно слушал свои песни не в своем исполнении».

«Когда во время репетиций Высоцкий показывал свои песни, – вспоминала другая актриса этого театра Вера Васильева, – то его пение… словно открывало какой-то невидимый для нас мир… Мы все влюбились в него, почувствовали его душу. И когда пели его песни, всегда словно слышали голос с хрипотцой, но не смели подражать ему, так как считали это кощунством».

Ну а после премьеры в малом репетиционном зале за длинным столом, как водится, состоялся банкет… Когда стол постепенно уже становился растерзанным и пустым, и за ним остались наиболее стойкие, Высоцкий взял гитару и запел: «И когда наши кони устанут под нами скакать…»

«Вокруг него сразу образовался круг артистов, – рассказывала Егорова. – Я взяла свой стул и села неподалеку. Он впился в меня глазами и вместе со стулом подвинулся к моему. Ударил по струнам: «В желтой жаркой Африке…» Брякнул по струнам. Встал. Налил водки. Выпил. Налил бокал шампанского – протянул мне. Опять ударил по струнам и новая песня – глядя мне в глаза: «Когда вода Всемирного потопа-а-а-а…» Мой цензор был во хмелю и крепко спал, и я без руля и без ветрил бросилась в «поток» под названием «Высоцкий». Он это чувствовал, у нас произошло сцепление… Какого рода сцепление было у Высоцкого, мне не дано знать, скорее всего это было вечное одиночество… В этом небольшом зале летали невидимые огненные стрелы, вспыхивали невидимые молнии – напряжение было такое, как во время грозы. Своим рычащим и хриплым голосом, впившись в мои зрачки, Высоцкий продолжал: «Только чувству, словно кораблю, долго оставаться на плаву…» Я сидела, улыбаясь, в малиновой юбке, в белой кофточке, как во сне, раскачиваясь на стуле, с остатками шампанского в прозрачном бокале…»

Нутром ощущала: «Я явно ему нравилась. Андрюша Миронов все это видел и пришел просто в невменяемое состояние от ревности. Сказал: «Пойдем, я тебе покажу фотографию». Вывел меня в коридор и ка-ак даст! Там была полная тьма, и он не понимал даже, куда бьет. Так что эта горбинка на переносице – имени Высоцкого и Миронова. У Андрюши после этого случая на руке остался шрам. И в душе тоже…»

В институте Склифосовского Татьяне Егоровой поставили диазноз: закрытый перелом носа без смещения. За что, спрашивается? «Ведь Высоцкий – это не мой тип абсолютно, – говорила Татьяна. – Я Володю как барда, как личность ценила, но не как… Понимаете, да? Я специально глазки ему строила: назло, назло, назло! Сейчас, думаю, Андрюшечка заявится – пусть видит: Высоцкий, а не кто-то там…»

* * *

Будущая «хозяйка» театра «Современник» Галина Борисовна Волчек вспоминала о годах 60-х с особым чувством: «Не спали ночами, спорили до хрипоты об искусстве… Когда с Евстигнеевым поженились, то сначала снимали комнату в коммуналке… Все по очереди ночевали. У нас стояла широченная кровать, мы укладывались на нее поперек – много народу помещалось. Туда приходили все: Женя Евтушенко, Роберт Рождественский, Булат Окуджава, Володя Высоцкий… Оно и понятно – круг-то был узкий…»

О Высоцком же Волчек говорила, что он «не просто был другом», он был одной крови. И как потом отстаивала Галина Борисовна, демонстрируя твердость своего характера и настойчивость, «пробивая» сразу четыре песни Высоцкого в спектакль «Современника» «Свой остров». В том числе ставшую для Высоцкого программным манифестом «Я не люблю!».

«…У меня была цель, – признавалась она, – внедрить в него Володины песни официально. Не так, чтобы их под столом слушали во всех высоких кабинетах, где их же и запрещали, а чтобы они официально сущестовали в спектакле и были не просто иллюстрациями, а абсолютно необходимой частью повествования… Но через какие барьеры мы прошли! Володя мне говорил: «Галина, перестань. Уже понятно, что они не выпустят спектакль». Две недели шла тяжба, когда спектакль был уже полностью готов. Начальство в лице культурных руководителей того времени предлагало мне заменить Высоцкого на кого угодно, и как самый большой подарок мне говорили: «Даже песни Северянина можете взять». Любые, только не Высоцкого. И все-таки мы победили. Я была очень счастлива. В нашем спектакле пел Игорь Кваша… Володя абсолютно принимал то, как это делал Игорь, потому что он под него не подделывался, он просто осмысленным речитативом… нет, скорее он пел, но так, как поют драматические артисты…»

Подводя предварительные итоги, Галина Борисовна категорично заявляла: «Высоцкий как бы возглавляет список из поэтов, артистов, бардов – тех личностей, которые подтверждают, что лозунг «У нас незаменимых нет» неверен… Я до сих пор не рационально, а кожей реагирую на его появления на радио, по телевизору. Я чувственно на него отзываюсь. Ему не надо было выдумывать экстрему. Он сам по себе был экстрема…»

Она же говорила, что он не был диссидентом, но «при этом это был настоящий феномен. Ведь в истории второй половины ХХ века не было такой популярности, такого абсолютного народного признания в самых разных слоях общества. Еще задолго до того, как книжку назвали «Нерв», мне казалось, что Володя опередил время не только способом мышления, а вот этой энергетикой, вот этим нервом… Вот этого нерва боялись, этой новой для того времени энергетики, которой он заражал. Не просто словами, не просто мыслями, а тем, как он это делал. Не только что, но и как».

* * *

– А Высоцкий тебя клеил?

– Я ему нравилась.

– А он тебе? – не отставал жених, он же актер Анатолий Равикович.

– Тоже нравился. Но не в том смысле, в каком ты думаешь. Он был для меня просто хорошим партнером, замечательным артистом, старшим товарищем. Он мне много помогал на площадке. По-моему, ему нравилось, что я такая дремучая… Я бывала у него дома, он давал читать мне разные книжки и даже подарил сборник стихов Цветаевой.

– Почему не свои?

– Я очень люблю Цветаеву и даже переписывала все, что можно было… А своих книг, к твоему сведению, у него нет!