Анна Керн - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сысоев cтр.№ 11

С юных лет дети Ивана Матвеевича Сергей и Матвей бывали в доме Олениных и, в свою очередь, приводили туда полковника Генерального штаба И. Г. Бурцева. Будущие декабристы Е. П. Оболенский и М. М. Нарышкин гостили здесь как сослуживцы и приятели Г. Н. Оленина, родственника хозяина. Его сын Алексей Оленин приглашал домой своего сослуживца штабс–капитана Гвардейского генерального штаба А. О. Корниловича. На правах родственников бывали А. Н. Муравьёв и С. Г. Волконский. Н. И. Греч, знакомый с А. Н. Олениным с детских лет, ввёл в дом Олениных Николая Бестужева. Как сослуживец Петра Оленина по

Семёновскому полку приезжал в дом на набережной Фонтанки и будущий декабрист И. Д. Якушкин.

Вскоре после окончания Лицея салон Олениных по воскресеньям стал посещать и Александр Сергеевич Пушкин. Многое привлекало его здесь: и шумное веселье, и научная строгость узких кружковых собраний, на которых известные учёные обсуждали проблемы издания русских летописей, спорили о путях развития отечественной словесности. Пушкин принимал участие в дружеских беседах с Крыловым, Гнедичем, Батюшковым, А. И. Тургеневым, П. А. Катениным, И. М. Муравьёвым–Апостолом, М. П. Бестужевым–Рюминым, в домашних театрализованных представлениях и разгадывании шарад, играл в фанты, лапту и горелки.

Общение поэта с гостеприимным семейством прервала его ссылка сначала на юг, а потом в Михайловское.

Вот как описала свою первую встречу с Пушкиным наша героиня:

«На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: моё внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались, и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за какой–то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпились вокруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла И теперь мне ещё слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнёс: «Осёл был самых честных правил!»

В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры (курсив А. П. Керн. – В. С.), и, когда я держала корзинку с цветами, Пушкин вместе с братом Александром Полторацким подошёл ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал: «Et c'est sand doute Monsieur qui fera l'aspic?» (А роль змеи, как видно, предназначается этому господину?) . Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла.

После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов.

Да и какие могли быть чины там, где просвещённый хозяин ценил и дорожил только науками и искусствами? За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя моё внимание льстивыми возгласами, как например: «Est–il permis d'etre ainsi jolie!» (Можно ли быть такой хорошенькой!). Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадёт в рай. Пушкин сказал брату: «Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m–me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?» Я отвечала очень серьёзно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Ну, как же ты теперь, Пушкин?» – спросил брат. «Je me ravise (Я раздумал), – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины…» Вскоре ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала, и брат (Александр Полторацкий. – В. С.) сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами».

Молодая генеральша тогда не обратила на Пушкина никакого внимания: как поэта она, вероятно, не знала его совсем, а как потенциальный поклонник он совершенно не произвёл на неё впечатления.

Пушкина же поразило в ней сочетание сверкающей красоты, девической чистоты облика и какой–то затаённой грусти; ему казалось, будто какая–то тяжесть давила на неё. Этим тяжелым крестом была её жизнь с нелюбимым мужем и полная беспросветность впереди. Он держался с красавицей развязным мальчишкой, однако в его душе мгновение случайного знакомства оставило глубочайший след, а внезапно вспыхнувшее чувство жило в нём годами, периодически выплёскиваясь бриллиантами поэтических строк.

По мнению Анны Петровны, непосредственным отголоском этой встречи стали следующие строки восьмой главы «Евгения Онегина», где описывается появление Татьяны Лариной с мужем на балу:

В 2007 году вышла книга одного из крупнейших российских специалистов по славянской мифологии и палеографии академика В. А. Чудинова «Тайнопись в рисунках А. С. Пушкина. Разгадка кода гения». Её автор даёт расшифровки многих тайнописных текстов поэта, вставленных им в его графические изображения. Не вдаваясь в острую полемику, развернувшуюся в печати по поводу этой работы, хотим, тем не менее, привести расшифровку учёным одной фразы, вмонтированной Пушкиным в причёску молодой женщины, изображённой рядом с портретом Марии Раевской в рукописи второй главы «Евгения Онегина» (по определению А. М. Эфроса, это портрет одесской знакомой поэта Амалии Ризнич): «Анна Керн – слюбила Пушкина. Это дико».

Если расшифровки Чудинова не являются мистификацией, то перед нами – первое признание поэта в любви к Керн. В словаре В. И. Даля слово «слюбиться» обозначает «полюбить друг друга взаимно». Но шифром написано, что Анна Керн слюбила Пушкина, то есть вроде бы заставила поэта полюбить её; продолжение фразы констатирует: с точки зрения Пушкина, «это дико», чтобы его, покорившего столько женских сердец и оставшегося при этом к ним равнодушным, вдруг влюбила в себя молодая генеральша. Причём черновик второй главы «Евгения Онегина» с XI—XII строфами, среди которых помещен интересующий нас портрет, датируется концом октября 1823 года. Пушкин живёт в это время в Одессе, увлечён Амалией Ризнич, общается с приехавшей из Киева семьёй Раевских, в том числе с Марией Николаевной, на горизонте уже появилась Екатерина Ксаверьевна Воронцова – и вдруг фраза об Анне Керн… К этому времени прошло уже более четырёх лет со дня встречи поэта с нашей героиней, но, по–видимому, её образ продолжал занимать его мысли.

Чудинов сомневается в правильности прочтения им слова «слюбила» и приводит другой вариант – «слопала». Тогда получается, что Анна поглотила Пушкина, полностью завладела его вниманием и его сердцем. Такое толкование кажется нам ближе к истине.