Эдгар По - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Танасейчук cтр.№ 111

Но, с другой стороны, так ли много пил По? Отнюдь. Джордж Бернард Шоу в свойственной ему парадоксально-ироничной манере однажды высказался: «Да за всю свою жизнь он выпил едва ли больше, нежели обычный современный успешный американец выпивает за полгода». И был совершенно прав, поскольку По — в смысле количества — пил действительно очень мало. И от «закаленных» своих современников (да и потомков) отличался исключительно низкой толерантностью организма к спиртному. Майн Рид, тесно общавшийся с поэтом почти на протяжении двух лет, вспоминал: «Один бокал шампанского производил на него такое сокрушительное воздействие… что он едва ли потом мог нести ответственность за свои действия».

Да и миссис Клемм через некоторое время после эпизода, когда Т. Чиверс привел пьяного поэта домой, извиняясь, писала ему в Джорджию и объясняла: «…ему достаточно выпить всего стакан или два [вина]… и он совершенно не способен контролировать ни свои слова, ни свои поступки».

Необычно низкую стойкость поэта к спиртному отмечает и Э. Вагенкнехт, авторитетный американский исследователь его творчества. Затяжному «роману» Эдгара По со спиртным он даже посвятил специальную главу своей книги ^[321].

Вернемся к рассказу «Бес противоречия» и вспомним, какие эмоции испытывает герой на краю пропасти.

Всякий раз, когда Эдгар По заглядывал в эту пропасть, он — содрогался. Но именно поэтому раз за разом и бросался туда, прекрасно сознавая последствия своего падения. Смертельное, как известно, манит. А когда душу разрывает «бес противоречия», удержаться — почти невозможно.

Сколько раз он срывался в эту «пропасть», переживал «падения»! И всегда к ним его подталкивал пресловутый imp of perverse — бес противоречия. Это он тянул его руку к картам в университете и мешал повиниться перед мистером Алланом (юный поэт прекрасно понимал, какую боль он несет своей больной матери — Фрэнсис). Тот же самый «бес» вел его, и когда он решил «выйти» из академии в Вест-Пойнте, пил и нарушал уставы и присягу. А его отношения с владельцами журналов — Т. Уайтом, У. Бёртоном, Дж. Грэмом? Не говоря уже о попытках внелитературного трудоустройства. Понятно, что и там и там не обошлось без роковой когтистой длани! А весь его «роман с алкоголем»? Он мог (и подолгу!) обходиться без спиртного. Но все равно — рука тянулась, и случалось это, согласимся, в самые неподходящие моменты его жизни.

Чаще всего он «срывался» сознательно. Конечно, если это слово вообще допустимо, когда мы говорим о поэте и его пагубном пристрастии. И «падал в пропасть», не в силах более терпеть ужасное нервное напряжение: когда соединялись страх за жизнь любимой, отчаянное безденежье и изнуряющая многодневная работа. В такие дни ему изменял даже его дар — он совершенно лишался способности творить, поразительная сила воображения угасала.

В связи с последним можно вспомнить эпизод с бостонской лекцией. Во второй половине сентября 1845 года поэту поступило лестное предложение: выступить в театре «Одеон». Гонорар предлагался солидный — 50 долларов. Единственное условие — прочитать оригинальное, то есть прежде нигде не звучавшее произведение ^[322]. Так вот, — несмотря на очевидные усилия, он так и не смог ничего сочинить. Он даже обращался за помощью к миссис Осгуд (о ней речь впереди), чтобы она помогла, подсказала какую-нибудь поэтическую «идею».

Выступление состоялось вечером 16 октября. При изрядном стечении публики — все-таки национальная знаменитость! — Эдгар По прочитал поэму под названием «Вещая звезда». Разочарованные слушатели начали покидать свои места еще до того, как он закончил. Импресарио, опасаясь скандала, попросил По прочесть «Ворона». Но он отказался. А после провального выступления на приеме (выступления подобного рода всегда заканчивались приемами) признался, что прочитал поэму «Аль Аарааф». Просто дал ей другое название. Да еще присовокупил, что сочинил ее в возрасте пятнадцати лет. Что же им двигало, если не «бес противоречия»? Неужели можно предположить, что поэт не догадывался о последствиях демарша для репутации? И уж тем более странно было повторить ту же историю на страницах «Бродвей джорнал» двумя неделями позже ^[323].

Так и с алкоголем: По всегда сознавал прискорбные последствия, знал, что «бросается в бездну», но делал роковой шаг.

В начале зимы 1846 года По опять переехал. Теперь его жилищем стал дом под номером 85 по Эмити-стрит. В отличие от других нью-йоркских адресов поэта этот существует и поныне. Примечательно, что в нескольких кварталах от него жила поэтесса Анна Линч (1815–1891). Тридцатилетняя, свободно мыслящая, образованная и обеспеченная, она была увлечена литературой, в частности литературой женской, и втайне считала, что в сфере изящной словесности женщины ничуть не хуже мужчин.

В «Литераторах Нью-Йорка» — скандальной серии очерков, которую По начал публиковать в мае 1846 года, он так характеризовал ее:

«Мисс Анна Шарлотта Линч написала мало — ее сочинений недостаточно, чтобы собрать даже небольшую книжку. Проза ее в основном публиковалась анонимно — главным образом это критика… В поэзии, однако, ее успехи впечатляют и являют примеры незаурядного дарования».

Там же присутствует и личностный (обязательный в «Литераторах Нью-Йорка») портрет поэтессы:

«Мисс Линч обладает характером, исполненным энтузиазма, рыцарства и самопожертвования… она способна даже принять мученическую смерть, если будет убеждена, что дело ее свято. У нее есть свои увлечения (идея долга и служения в них является главной), которые люди хитроумные легко используют в своих интересах…»

Описывает и ее внешность:

«Она немного выше среднего роста, стройная, с темными волосами и глазами — весь облик ее внушает мысль о нерядовом уме. Манеры ее благородны, жесты изящны и несколько томны. Она живет интересами литературы».

В целом портрет, нарисованный поэтом, верен. По был хорошо знаком с мисс Линч, встречался и общался с ней многократно.

Поскольку человеком она была общительным и деятельным, то вокруг нее — ее же собственными усилиями — составилось общество литературных дам, главным образом (как и пристало прекрасным созданиям) поэтесс. Среди единомышленниц были Маргарет Фуллер, упоминавшиеся прежде миссис Сигурни и мисс Дэлия Бэкон, знаменитая актриса Фанни Кэмбл, поэтессы Ф. Осгуд, Э. Эллет, Дж. Хоу, Э. Смит и многие другие «прекрасные музы». В биографиях поэта это дамское сообщество нередко именуют «синими чулками», что едва ли оправданно. Хотя им, разумеется, не были чужды идеи суфражизма, воинствующими феминистками они не были и разговоры вели не о науках и политике, как их британские коллеги второй половины XVIII столетия, а главным образом об изящной словесности. И тем более ничто в них не напоминало неряшливых, воинствующих, некрасивых, неженственных персонажей с карикатур Оноре Домье, зло высмеивавшего французских «синечулочниц». Напротив, они были весьма женственны и многие — красивы.