Мэрилин Монро - читать онлайн книгу. Автор: Дональд Спото cтр.№ 131

Но Ли и Паула посвящали Мэрилин огромное количество времени и внимания, и в результате Сьюзен «была убеждена, что на ее долю уже не хватало любви и энергии, и чувствовала свою вину за такие мысли, поскольку хорошо видела, насколько одинока Мэрилин. У той на самом деле не было никого, кому она могла бы довериться, — никого на свете». Ли стал для Мэрилин отцом, а Паула — матерью, нянькой, учительницей и даже распорядителем таблеток. Однажды ночью Мэрилин так сильно хотела уснуть после приема гостей, которые собрались у Страсбергов, что объединила снотворное с шампанским, выпив к тому же одним бокалом больше, чем следовало. Одурманенная и неспособная держаться на ногах, она приползла к спальне Ли и Паулы и скреблась в их дверь на глазах окаменевшей от страха Сьюзен.

«Ты никогда не нервничаешь? У тебя не бывает приступов страха?» — спрашивала актриса у друзей в моменты отрезвления. Когда ей говорили, что всё это — нормальные состояния, которые особенно часто доводится испытывать актерам, Мэрилин тихо отвечала собеседнику: «Но ты не находишься в моем положении. Когда играешь в фильме, нужно с самого утра хорошо выглядеть, а значит, надо выспаться. Поэтому я и принимаю таблетки».

Эта привычка — в противоположность тому, что обычно приписывают Мэрилин, — не имела ничего общего с попыткой самоуничтожения: актриса наверняка не была психопатической личностью. Следует подчеркнуть: она делала лишь то, что в пятидесятые годы совершали очень многие люди и уж особенно артисты. Злоупотребление лекарствами стало привычкой не только впечатлительных драматургов типа Теннесси Уильямса и Уильяма Инджа, равно как дающих себе поблажку актрис и актеров вроде Таллалы Бэнкхед или Монтгомери Клифта; оно стало широко распространенной и повсеместно одобряемой частью жизни многих людей. «Наш домашний врач прописал мне снотворное, когда мне исполнилось семнадцать лет, — вспоминала Сьюзен. — Люди постоянно запивали лекарства шампанским, чтобы усилить их действие. А Мэрилин донимал страх, робость и пронзительная боль, сопровождавшая у нее каждые месячные. Она очень, очень страдала».

Употребление снотворных пилюль и успокоительных препаратов (Мэрилин никогда не принимала амфетамин или марихуану и не делала себе инъекций наркотиков) началось у нее совершенно невинно — с ограниченных количеств бесплатных пробных доз, которые актриса получала от Сиднея Сколски. В 1955 году повторяющееся время от времени неосторожное сочетание лекарств с алкоголем нарушало ход ее занятий и приводило к тому, что на следующий день она была болезненно впечатлительной, мрачной и погружалась в умственную летаргию.

Хотя чета Страсбергов приняла актрису к себе, им было далеко до семьи, которая была бы идеальной для Мэрилин. У Ли имелась предрасположенность к гневу, а у Паулы — склонность к истерическим припадкам и угрозам самоубийства. По иронии судьбы, эти талантливые и властные родители в финансовом отношении были — на протяжении нескольких лет — зависимы от таланта, успехов и доходов своей дочери. «В нашем доме, — рассказывала Сьюзен, — все вращалось вокруг отца: его настроений, нужд, ожиданий и неврозов. Он учил людей, как они должны играть, но это было ничто по сравнению с театром в нашем доме... Вся наша семья состояла из чужих друг другу людей». Ее брат Джонни был убежден, что «трудно поддерживать какую-нибудь связь с Ли, если ты не книга, не пластинка, не кот или не Мэрилин».

Ли — неумышленно халатный отец — не жалел для Мэрилин того внимания, которого не уделил собственным детям: не единожды он, когда Сьюзен хотела рассказать ему о своих личных делах, отвечал: «Меня это не интересует, разве что речь пойдет о вопросах, связанных с твоей работой». С Мэрилин же он беседовал о ее личных проблемах всегда, когда актрисе того хотелось, а если она была расстроена, чувствовала себя несчастной или неуверенной, то всегда мягко утешал ее. Ли делал всё это, поскольку верил в самородный и неиспользованный талант Мэрилин (а не потому, что был влюблен в нее; впрочем, такое нельзя исключить, но на то нет никаких явных доказательств). Прочные узы, образовавшиеся между ними, проистекали из взаимной потребности добиться признания у «главной струи» кинопроизводства, из которой они оба сознательно самоустранились.

Их связывала также околдованность русской культурой, с которой Мэрилин познакомилась раньше благодаря Карновски, Хайду, Лайтесс и Чехову. Страсберговский метод, а также упражнения, во время которых использовалось русское искусство и русская поэзия, представляли собой для Мэрилин часть логически связанного единого целого; сюда же она же она относила и свою связь с Артуром Миллером, левые симпатии которого сходились с взглядами Страсбергов. Интерес Мэрилин к людям, вышвырнутым за рамки общества и лишенным гражданских прав, привел к тому, что она полюбила героев последних пьес Миллера и даже отождествляла себя с ними. Ли и Артур были для Мэрилин словно взаимно дополняющими друг друга половинками отца и любовника, наставника и предводителя. «Когда у меня возникают проблемы, мне нравится поговорить с Ли». Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, ощущала, что ее одобряют, а также впервые с удовольствием принимают в кругу людей, которых она уважала. Из чувства благодарности Мэрилин осыпала семейство Страсбергов подарками — ужасно огорчая этим Милтона, поскольку жалованье, выплачиваемое им актрисе, та тратила без малейшего стеснения.

Когда летом Мэрилин стала приходить в студию на групповые занятия, то вначале боялась открыть рот. Однажды молодая девушка и кандидат в актрисы Глория Стайн спросила, способна ли Мэрилин вообразить себя играющей перед такой впечатляющей и пропитанной взаимным доверием группой. «О нет, — услыхала она в ответ. — Я слишком восхищаюсь всеми этими людьми. Сама я пока еще недостаточно хороша. Ли Страсберг — это гений. А я собираюсь действовать строго в соответствии с его указаниями».

Эти указания зачастую требовали отдельных репетиций с коллегами по группе. Звоня как-то к молодому человеку, с которым она должна была вместе пройти одну сцену, актриса представилась:

— Привет, это я, Мэрилин.

Тот ради шутки спросил:

— Какая Мэрилин?

— Ну, знаешь, — ответила она вполне серьезно, — Мэрилин из студии.

Видимо, именно скромность этой наиболее прославленной во всей группе женщины стала причиной того, что знаменитые театральные актрисы масштаба Ким Стэнли ^[319]— которая в том году с огромным успехом выступила в главной роли в пьесе Уильяма Инджа «Автобусная остановка», — не колеблясь, подтверждали, что «всякий добросердечный человек любил Мэрилин. А она любила нас всех. Было в ней нечто такое, прямо-таки заставлявшее любить ее. Поначалу она ничего не делала; долгое время только сидела и смотрела». Франко Корсаро, в то время один из коллег по студии, а позднее — ее художественный руководитель ^[320], утверждал, что Мэрилин «всерьез относилась к попыткам превратиться в драматическую актрису. Она постоянно опаздывала, но всяческие критические замечания слушала уставившись с максимумом внимания на говорящего и пользовалась даваемыми ей советами».