Мэрилин Монро - читать онлайн книгу. Автор: Дональд Спото cтр.№ 119

Сияющая и счастливая невзирая на усталость, Мэрилин очаровала всех присутствующих. Когда Джордж Аксельрод и Даррил Занук сказали ей, что после просмотра первых семи частей «Зуда седьмого года» считают ее игру превосходной, то Мэрилин так ответила на их комплименты: «Это благодаря Билли [Уайлдеру]. Он потрясающий режиссер. Мне бы очень хотелось снова выступить в его картине, но он снимает сейчас историю про Чарлза Линдберга ^[285]и почему-то ни за что не согласился, чтобы именно я сыграла Линдберга».

Каждый день 1954 года был у Мэрилин заполнен сложными профессиональными и личными делами, а также мелкими, хотя и обременительными, проблемами со здоровьем. В воскресенье, 7 ноября, в семь вечера Мэрилин прибыла (с трехчасовым опозданием) в больницу «Ливанские кедры», «чтобы избавиться от женских недомоганий, которые изводили ее на протяжении многих лет», как это сформулировал для газет ее хирург и гинеколог Леон Крон. Он имел при этом в виду операцию, которую сам же и сделал на следующий день в попытке вылечить актрису от хронического кистозного перерождения яичников.

Пресса зафиксировала пребывание Мэрилин в больнице, подчеркивая, что привез ее туда Джо и на протяжении тех пяти дней он был единственным посетителем актрисы, ежедневно часами просиживая у выздоравливающей во время обеда и по вечерам. Во вторник он принес в ее палату на шестом этаже флакон духов «Шанель № 5», что дало повод для слухов о примирении супругов. «На это нет ни малейшего шанса, — решительно заявила в среду Мэрилин, — но мы навсегда останемся друзьями».

12 ноября Мэрилин разрешили вернуться домой, а поскольку Джо ненадолго выехал в Сан-Франциско, актриса обратилась за помощью к Мэри Карджер Шорт. В момент, когда Мэрилин покидала больницу, фоторепортерам удалось сделать снимки исхудавшей, растрепанной артистки, которая чуть ли не плакала, пытаясь спрятать лицо. Это было отражением не столько ее подавленности и упадка сил на нервной почве (как в тот момент настаивали многие), сколько разочарования тем, что ей не удалось выбраться из больницы незаметно, съехав вниз грузовым лифтом. Она не хотела, чтобы ее видели, а тем более фотографировали непричесанной и без макияжа, — отсюда отчаяние Мэрилин, когда на нее налетели лихие ребята из «Лос-Анджелес дейли ньюс».

Мэрилин не стала придерживаться рекомендаций лечащего врача насчет необходимости длительного отдыха. На следующий вечер Джо возвратился в Лос-Анджелес и они вместе отправились в ресторан «Вилла Капри», где познакомились почти три года назад. Чтобы отметить приходящееся на 25 ноября сорокалетие Джо, Мэрилин подарила ему золотые часы, которые тот с гордостью носил затем на протяжении многих лет, пока не раздавил в безобидном дорожном происшествии.

В течение ноября неизменным спутником Мэрилин на всех светских мероприятиях был Сидней; тем месяцем их видели в самых разных клубах: и «У Тиффани», и в «Палм-Спрингс-Ракэ», и в «Хоб-Ноб». Однажды вечером Мэрилин Монро решилась совершить ошеломляющий по тем временам поступок, который еще более способствовал росту ее популярности.

В пятидесятые годы голливудские ночные клубы не приглашали темнокожих исполнителей на выступления, и когда Мэрилин узнала, что с агентами ее любимой джазовой и эстрадной певицы Эллы Фицджералд вообще не хотели даже разговаривать на предмет ангажемента в эти заведения, Монро позвонила по этому вопросу владельцу «Мокамбо». «Мэрилин Монро хотела, чтобы он немедленно привлек меня к выступлениям и заключил контракт, — вспоминала потом великая Элла, — и обещала, что если тот совершит подобный шаг, то она будет занимать столик неподалеку от сцены каждый вечер, когда я буду петь. Кроме того, она сказала ему — и это было правдой, — что благодаря репутации суперзвезды, которой она обладала, пресса будет безумствовать. Хозяин клуба согласился, и Мэрилин каждый вечер приходила туда и усаживалась за столик рядом с подмостками». Тем самым Мэрилин очутилась в авангарде вызывавшего тогда не столько спокойные дискуссии, сколько ожесточенные споры движения за гражданские права. В последующие годы этот вопрос будет все больше интересовать актрису — она осознала одно из наихудших предубеждений американцев и старалась бороться с ним.

В тот же период Мэрилин столкнулась с еще одним жанром искусства, представительницей которого была для нее английская поэтесса Эдит Ситуэлл ^[286]; актриса познакомилась с ней на чаепитии в Голливуде и рассказала о своем собственном искреннем интересе к поэзии. Леди Эдит сказала, что если бы Мэрилин случилось когда-либо оказаться в Лондоне, она с удовольствием пригласит ее на ленч.

В конце 1954 года все происходило словно в ускоренном темпе. Милтон Грин прибыл в Лос-Анджелес с предварительным комплектом документов на создание кинокомпании «Мэрилин Монро продакшнз», которую с этого времени все стали называть ММП. Не успела актриса сделать непопулярный шаг, поддержав права негритянского меньшинства, как стало видно, что она готовится к очередному бунту. Мэрилин надоело, что лишенные всякого творческого воображения боссы студии шли проторенной дорожкой и занимали ее в одних и тех же ролях, соответствующих некому отлаженному трафарету; ее пугала перспектива очередных семи лет подневольного контракта со студией «Фокс» и болезненно задело несоблюдение студийными шефами устного обещания заплатить ей сто тысяч долларов премии за «Зуд седьмого года». Словом, она мечтала о лучших сюжетах и сценариях, о более амбициозных ролях, ей хотелось самой выбирать себе кинофильмы и режиссеров.

К подобным требованиям в Голливуде не относились всерьез, однако Мэрилин была готова бороться с Зануком, Скурасом, акционерами и критиками точно так же, как она боролась с принципами отбора исполнителей, действовавшими в ночных клубах. Отдавая себе отчет в занимаемом ею положении и связанном с этим престиже, а также живо памятуя успех, которым она пользовалась на банкете в ресторане «Романофф», Мэрилин выбрала для начала битвы за перемены именно этот период. Она знала, что студия будет нуждаться в ней весной для рекламирования «Зуда», знала, что является самой крупной американской кинозвездой, и была полна желания как раз сейчас провести решающее сражение — надо заметить, весьма рискованное, поскольку у актрисы не было абсолютно никаких гарантий того, что она сумеет выжить без той махины, против которой восстала.

И все-таки, пожалуй, именно фотограф Милтон Грин сделал для Мэрилин возможной дальнейшую карьеру, забрав ее с этой целью — как бы парадоксально это ни показалось — из Голливуда. Если не считать кратких перерывов, связанных с пребыванием в студиях «Коламбия» и МГМ, актриса с 1947 года была собственностью «Фокса». Теперь она рвалась прожить очередные семь лет своим умом. Она уже не желала больше выносить капризов ни мужа, ни шефов — и Милтон привлекал к себе актрису не только тем, что чудесно фотографировал ее, но и тем, что не был деловым человеком, бизнесменом. Грин отнюдь не лучше нее разбирался в хитросплетениях контрактов, заключаемых для производства кинокартин, не имел понятия о тонкостях составления смет и бюджетов, контроля за производственным процессом и о тысячах прочих деталей, связанных с выпуском фильмов. Их сообщество, их кинокомпания была в определенном смысле попыткой сыграть втемную, но другого способа просто не существовало. Какой-то частью своей личности Мэрилин хотела стать серьезной актрисой, точно так же как Милтон Грин стремился вырваться из образа и бытия всего лишь популярного фотографа. «Ему тоже мечталось вознестись выше своего прошлого, — написал потом его близкий друг Майкл Корда, писатель и издатель. — Он хотел стать театральным и кинопродюсером, важной шишкой — хотя по сути это не так уж сильно отличалось бы от того, чем он уже и так занимался». Мэрилин было тогда двадцать восемь лет, а Милтону стукнуло тридцать два, и оба они были готовы рискнуть.