Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица - читать онлайн книгу. Автор: Эрвин Ставинский cтр.№ 94

– Почему сразу не доложил, что записку передал через пацана? – спросил я, когда мы вышли из автобуса на привокзальной площади.

– Не доложил? – переспросил он. – А потому, что вас не было… Вас вообще сейчас невозможно застать на месте… И Кобулов тоже куда-то уехал…

«Не было! Детский сад да и только! Ему уже скоро двадцать пять, а он все “не было”! Морока с этими молодыми! Уж лучше бы все делал сам!» – думал я.

Аистов шел рядом и внимательно слушал мои замечания. Было около двенадцати часов дня. Я держался настороже, каждое мгновение ожидая от немцев какой-нибудь неприятности, а самое главное, опасался, что мы не заметим и попадем под наблюдение наружной службы. Но вокруг было спокойно, и я не фиксировал абсолютно ничего подозрительного. Даже привычных шупо не было заметно. Окружающие были заняты своими делами и на нас не обращали никакого внимания. Я уже давно заметил, что в Германии главное – это вести себя так, чтобы не вызывать у окружающих никаких чувств. Лучше, чтобы они тебя вовсе не замечали.

– Возвращайся! Свое место ты, надеюсь, запомнил, – сказал я Богдану, после того как показал ему место, откуда он будет вести наблюдение. – Я еще поброжу и посмотрю.

Я ушел с перрона и стал высматривать место, которое позволило бы наблюдать издалека. На ходу я обдумывал ситуацию и вынужден был ее оценить как весьма неважную. Если из тройки – Червоная и братья – кто-то «прокололся», вся наша задумка с гостиницей пойдет псу под хвост!

Не спеша я перешел на соседнюю платформу, ознакомился с расписанием отправления поездов. Вокруг все было по-прежнему спокойно.

Я провел на вокзале около часа, зато теперь мог сказать, что наблюдение лучше всего начинать на подходе и вести его лучше в движении. Так меньше шансов обратить на себя внимание. Теперь можно было ехать в представительство.

Мне хотелось, чтобы на место прибыл кто-нибудь из начальства и чтобы все было зафиксировано не только в моем рапорте. Когда за плечами у тебя несколько лет работы в подполье, уже были достигнуты конкретные результаты, позволить провалить операцию из-за элементарного недосмотра было бы непростительно. Тут могут возникнуть слухи о недосмотре или неопытности, каждую глотку ведь не заткнешь, а я не желал бы потом никаких кривотолков.

Я живо представил себе враждебное лицо Берии, как он, сверкая стеклами пенсне, будет кричать: «Идиоты! Меня не интересуют объяснения! Вам поручили серьезную операцию, а вы ее провалили!».

И укоризненное выражение лица Павла Судоплатова: «От кого, от кого, но от вас я этого не ожидал!». А еще есть Фитин, Павел Журавлев. Понятно, я могу начать оправдываться. Я могу сказать: «Кого вы мне дали? Одного молодого! Что он умеет? Я не виноват, что он не знает простых вещей». А Паша мне скажет: «Я не знаю никаких молодых сотрудников… Вы были старшим, вы не новичок и вы отвечаете за все!.. У вас времени было хоть отбавляй! Можно было всему научить молодого сотрудника, а вы его даже толком не проинструктировали!».

– Не проинструктировал!.. Да я ему сто раз толковал, как первокласснику!.. Нет, не стану же я Аистова грязью мазать, да и по правде говоря, я совсем не уверен, что виноват именно он… Может, там причина совсем в другом. Раз за агентом следят, значит, мы что-то недосмотрели. Иного толкования и не жди. Обидно, конечно, но что поделаешь.

В моей голове вертелись мысли, которые я никак не мог толком связать: когда Аистов передавал записку, он мог не заметить за собой немцев и навел их на агента. Они установили слежку за Червоной, а она вывела их на меня, когда села в мою автомашину. Если это так, то следует ожидать слежку за мной. Но вокруг меня все спокойно! Даже когда я выхожу на встречи с агентами. Что-то тут не вяжется…

За последние двое суток я к Богдану заметно подобрел. Ну какой с него мог быть спрос: его взяли в разведку сразу после окончания разведшколы, опыта практической работы у него никакого, язык знает слабо. Но парень он очень старательный и умный. Чувствуется институтское образование. Через полгода я его натаскаю, будет разведчик что надо.

Да, разведка – это не романтика там всякая, рестораны, женщины. Разведка – это огромная работа и кровь. Не твоя, так чужая. Особенно в Германии. Гестапо – это не шуточки. Брайтенбах такой приятный и вежливый только на встречах, потому что деньги нужны. Или, может, приказали такого разыгрывать. А там, у себя, он зверь. Каждый раз идешь на встречу и думаешь: не выкинет сегодня он что-нибудь? Может, возьмет и арестует меня, и концы в воду. Потом Кобулову скажут: знать ничего не знаем! Не было такого товарища Короткова!

Просвещая Аистова, я для пользы дела, по воспитательным соображениям, естественно, о трудностях много не говорил. У немецкой контрразведки к ее услугам и наружное наблюдение, и агентура, и оперативные учеты, и ретивых заявителей полно. А у нас? Одни цели и задачи. Правда, есть агентура из числа порядочных людей, противников нацизма, готовая всегда прийти на помощь, одна на всех оперативная машина. Вот и все.

Мы имеем дело с гестаповцами, большинство из которых прошли школу криминальной и политической полиции, изощренные негодяи.

Что мы можем этому противопоставить?.. Только нашу хитрость и осторожность. Десять раз приходится примерять, пока один раз отрежешь. Но Москву это не интересует. Она ставит задачу, а ты хоть умри, но сделай! Точнее, как говорит начальство: сделай, и чтобы комар носа не подточил! Все чисто и конспиративно!

Когда стемнело, я встретился с Аистовым и еще раз оговорил с ним все варианты действий. Потом мы поехали к Тиргартену и заняли исходные позиции. Ночь наступала прохладная, небо было чистым, полным звезд, как у нас на Юге, и, оглядывая Млечный путь, я решил, что завтра еще раз серьезно поговорю с резидентом Кобуловым, выскажу ему без утайки то, что думаю, свои сомнения и несогласие, и потребую, чтобы он немедленно сообщил все в Центр. Я не мальчик какой-нибудь, пусть с моим мнением тоже считаются. Даже Судоплатову скажу: «Зачем вы меня посылаете к такому слабаку? Я молчать не буду, все так прямо и скажу. Как с таким самоуверенным дураком можно работать!».

Уже было совсем темно, когда Червоная появилась на перроне Тиргартена. Она была в темном плаще и внешне среди пассажиров ничем не выделялась. Едва она прошла в голову платформы, как в дверном проеме одного из входов появился мужчина и быстро сместился вправо, в тень в глубине перрона. Он оставался там все время, пока Червоная прогуливалась по платформе. Потом я обнаружил еще двоих. Несмотря на то что очередной поезд от платформы только отошел и на ней, кроме Червоной, фактически никого не осталось, выявленные мною люди не покидали своих мест.

Я взглянул туда, где находился Журавлев. В случае обнаружения слежки он должен был сразу уйти. Но он оставался на месте. Уснул он, что ли?

Интуиция – великая вещь, и чутье мне подсказывало: слежка ведется, вот они, голубчики, видимо и не подозревают, что их кто-то может выявить. Изредка даже подают друг другу какие-то сигналы.

Для перестраховки я решил дождаться, пока Червоная покинет платформу. Вот наконец она двинулась к выходу. И сразу же оживились наблюдающие. Один прошел возле меня в каких-то десяти метрах, и я хорошо разглядел его худое удлиненное лицо.