Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль | Михаил Станчев, Мария Тортика (Лобанова), Георгий Чернявский | страница 92 | LoveRead.ec

Тем временем еще в конце января была сформирована французская делегация, которую возглавил Анатоль де Монзи, партнер Раковского по предыдущим переговорам, занимавший теперь пост министра общественных работ. Это была приятная новость, сулившая определенный прогресс в достижении взаимоприемлемых компромиссных решений.

Именно де Монзи открыл вступительной речью франко-советскую конференцию 25 февраля 1926 г. Советскую делегацию и ее главу приветствовал и министр иностранных дел Бриан. Раковский выступил с обширным ответным словом. Оно было выдержано в примирительных и дружественных тонах. Оратор обратил внимание на сложность предстоявших переговоров, на то, что события последнего десятилетия в России, сверху донизу преобразовав ее политические институты, оказали огромное воздействие и на международную жизнь. Демонстрируя знание французской истории, уважение к ней, Раковский, перефразируя слова одного из деятелей революции XVIII в., председателя Национального конвента Буасси д’Англя, заявил, что Россия пережила за шесть лет шесть столетий. Исходя из такого широкого контекста, Раковский высказал соображение, что соглашение, если оно будет достигнуто, послужит делу всеобщего мира, станет примером для других государств. Раковский особенно напирал на то, что внешняя политика СССР направлена на уважение свободы самоопределения других народов и не содержит угрозы ни одной стране. Сам он при этом отлично сознавал лишь формальный характер такой внешнеполитической ориентации, двойственность и лицемерие партийно-государственного внешнеполитического дуализма, провозглашавшего сотрудничество с капиталистическими странами по линии государственных органов и предусматривавшего подрывные действия против них по линии ЦК ВКП(б) и Коминтерна. Отлично это понимали и партнеры Раковского по переговорам. Но они внимательно вслушивались в обнадеживавшие нюансы, характерные для этой речи, в которой выражалась уверенность, что между Францией и Россией будут переброшены новые мосты, установлены дружеские отношения.^[721]

Речь Раковского в подробном или сокращенном виде опубликовали почти все парижские газеты, особенно детально «Тан»,^[722] с благожелательными комментариями. На читателей также производили впечатление фотографии респектабельного советского дипломата в галстуке-бабочке, совсем не казавшегося им представителем красных террористов.

На первом заседании была достигнута договоренность, что СССР «в порядке исключения» согласится удовлетворить требования французских граждан, связанные с военными долгами России, а правительство Франции сделает все необходимое для предоставления Советскому Союзу кредитов, которые облегчат выполнение его обязательств перед французскими держателями облигаций русских займов и других русских ценных бумаг. Это был крупный прорыв, во многом обязанный дипломатическому искусству Раковского.

В следующие дни начали работу политическая, финансовая, экономическая и юридическая комиссии, возглавляемые членами делегаций. Их деятельность находилась под пристальным вниманием руководителей делегаций де Монзи и Раковского.

24 марта Раковский передал де Монзи тезисы по вопросу о долгах и кредитах. Они предлагали определить размеры довоенных долгов России «исключительно с учетом настоящих границ территории СССР», причем размеры подлежавшей уплате суммы следовало уменьшить соответственно сокращению ресурсов России в результате ее участия в Первой мировой войне, длительной Гражданской войне, а также в связи с необходимостью подъема народного хозяйства и уплаты процентов по восстановительным займам. Объектом специального рассмотрения должны были стать сроки уплаты. Что же касается французских кредитов, то их намечалось использовать в промышленности, сельском хозяйстве, на транспорте. Кредиты должны быть долгосрочными (свыше пяти лет), включать товарную и денежную части, их размеры должны корреспондировать с принимаемыми СССР обязательствами по удовлетворению требований, связанных с долгами. Французское правительство или выделенные им организации должны были взять на себя предоставление кредитов. Их форма, конкретные цели, сроки реализации, распределение должны были стать предметом специального рассмотрения.^[723] Через несколько дней, 29 марта, глава советской делегации вручил французской стороне подробный меморандум о тяжелых последствиях мировой и Гражданской войн, иностранной интервенции для России.^[724]

Вся эта «прелюдия» предназначалась для того, чтобы создать благоприятную почву для конкретных предложений советской стороны по проблеме займов. Такие предложения были внесены 14 апреля. Накануне Раковский изложил эти предложения де Монзи в беседе, состоявшейся на частной квартире и продолжавшейся свыше двух часов.^[725]

Теперь СССР соглашался на ежегодную выплату по 40 млн франков золотом в течение 62 лет. Предусматривался обмен старых облигаций и других ценных бумаг на новые. Соглашение должно было вступить в силу после ратификации обеими странами и лишь при положительном решении вопроса о предоставлении СССР кредитов.

Растягивание выплат более чем на полвека никак не могло устроить французскую сторону. Через неделю последовал ответ, предлагавший подписать соглашение на два года, в течение которых СССР должен был уплатить «ударную сумму», равную 25 млн американских долларов, которая составляла примерно 30 % всего долга. Затем намечалось доведение выплат до 50 % и вступление Франции и СССР в переговоры с другими государствами – наследниками Российской империи – об их участии в уплате долга.^[726]

В следующие полтора-два месяца шли упорные торги, сопровождавшиеся незначительными уступками обеих сторон. Советская делегация возражала против определения суммы долга и выплат в долларах, неприемлемым было и требование возвращения одной трети долга в ближайшие два года. Советские представители отказывались вести по этому вопросу переговоры с третьими странами, полагая, что это – дело лишь самой Франции. С огромными трудностями переговоры все же продвигались вперед, и немалую роль в этом продолжали играть личное обаяние руководителя делегации СССР, его дипломатическое искусство, его неофициальные контакты с французскими государственными деятелями, особенно с главным партнером по переговорам – де Монзи.

Инициативу Раковского в это время крайне сдерживала необходимость постоянных консультаций с Москвой, причем не только с НКИД, что было бы естественно для любого руководителя зарубежной миссии, но в первую очередь с высшей парткликой. 23 апреля, например, на заседании Политбюро специально обсуждалась его телеграмма по поводу позиции советской делегации в отношении французского денежного кредита СССР и было решено принять его предложение требовать предоставления такового в три срока в течение трех лет.^[727]