Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль | Михаил Станчев, Мария Тортика (Лобанова), Георгий Чернявский | страница 163 | LoveRead.ec

Это был старый партийный функционер, не имевший законченного медицинского образования (он учился на медицинском факультете Московского университета, но не окончил его), и такое назначение само по себе было уродливым проявлением бюрократическо-административной «номенклатурной» системы. Но Г. Н. Каминский, являвшийся хорошим организатором, смог установить деловой контакт с подчиненными, которые поддерживали его инициативы и сами помогали наркому быстро войти в курс проблем, решаемых наркоматом.

Более того, оставаясь сторонником установления относительно демократических методов развития советского общества, осознавая преступность сталинщины, Каминский вместе с группой деятелей партии и государства обдумывал возможность устранения Сталина с руководящих постов, участвовал в совещаниях, проводившихся под видом встреч «за чашкой чая». На пленуме ЦК ВКП(б) 25 июня 1937 г. после заявления Н. И. Ежова о том, что видный партийный деятель О. А. Пятницкий был в годы реакции осведомителем охранки, Каминский голосовал против выражения политического недоверия Пятницкому.^[1343] Тогда же Каминский обвинил Л. П. Берию в сотрудничестве с мусаватистской, «буржуазно-националистической», по терминологии большевиков, разведкой в Азербайджане в первые годы после Октябрьского переворота (сам Каминский в 1920 г. являлся секретарем ЦК КП(б) Азербайджана).^[1344] По воспоминаниям присутствовавшего на пленуме И. И. Муковоза, после доклада Ежова о выявлении и арестах «врагов народа» – Бухарина, Рыкова и других – единственным поднявшимся для выступления был Каминский, сказавший: «Непонятно мне, почему именно члены ЦК или руководящие работники арестовываются органами НКВД? А может быть, того, что доложено здесь, и не было? Я знаю многих из названных “врагов народа” и хорошо их знаю – это настоящие коммунисты». Перебив Каминского, Сталин заявил: «А вы не друзья с ними – врагами народа?» И затем: «Вы одного поля ягода». На этом заседание закончилось. «Больше я Г. Н. Каминского никогда не видел», – свидетельствует И. И. Муковоз. Выступление Каминского не было спонтанным. Он готовился к нему, а утром этого дня фактически попрощался с семьей и с коллегами по Наркомздраву.^[1345] Г. Н. Каминский был арестован сразу после пленума и 10 февраля 1938 г. расстрелян.

В нашем распоряжении нет данных о личных контактах Х. Г. Раковского и Г. Н. Каминского, хотя такие контакты имели место, деловые встречи проходили неоднократно. Раковский участвовал в так называемых «распорядительных заседаниях» (летучках), проводимых наркомом.^[1346] Сохранилась докладная записка Х. Г. Раковского Г. Н. Каминскому (1935) с просьбой принять его для доклада по ряду вопросов, которые в этой записке перечислялись. «Очевидно, для переговоров по этим вопросам нужно располагать большим временем. Я Вас прошу наметить время, когда я мог бы быть у Вас без того, чтобы нас тревожили», – писал Раковский.^[1347]

В архивном фонде хранится также масса других писем и докладных записок Раковского Каминскому, в которых ставились вопросы деятельности Управления научных институтов, ученого медицинского совета, вносились предложения по проблемам теории и практики медицины в СССР. Можно предположить, что нарком принял меры, чтобы привлечь Раковского к работе в своем ведомстве именно потому, что хорошо знал о его выступлениях против роста бюрократического аппарата, против самовластия Сталина.

Хотя Х. Г. Раковский получил медицинское образование и имел врачебную практику за много лет до этого, он смог быстро включиться в работу Наркомздрава, проявив высокую компетентность. Это объяснялось тем, что у него были превосходные организаторские качества, опыт общения с разнообразными группами людей, данные исследователя, пропагандиста и оратора, знание иностранных языков (при зачислении на работу он писал в анкете, что очень хорошо знает французский, болгарский и румынский, хорошо турецкий, удовлетворительно немецкий и английский).^[1348]

Первое публичное выступление Раковского после возвращения из ссылки состоялось 21 августа 1934 г. на всероссийском совещании заведующих областными и краевыми здравотделами. Он начал так: «Я выступаю здесь после некоторого колебания. Дело в том, что я являюсь самым молодым сотрудником Наркомздрава по опыту и стажу. Мне еще нужно долго учиться, прежде чем я буду иметь возможность учить».^[1349]

Но рядом соображений оратор все же счел нужным поделиться. Главный недочет научной работы в области медицины он видел в ее оторванности от медицинского образования и в недостаточной подготовленности студентов «для теоретической карьеры». Он отметил неразбериху при создании НИИ, многие из которых были всего лишь продолжением аппарата здравотделов и вели только статистическую работу; есть институт лишь с двумя сотрудниками, отметил он. «Причины непонятны, а последствия плачевны», – указывалось в выступлении, в котором отмечалась необходимость самого серьезного пересмотра всей сети научно-исследовательских институтов.^[1350]

Раковский решительно выступил за концентрацию научных сил, за сокращение совместительства, которое охарактеризовал как страшный бич. «Каждый пароход ищет свой порт для стоянки, к которому он прикреплен, но наши сотрудники… все время плы вут».^[1351] По-видимому, необычно, а в отдельные моменты и рискованно звучали его слова о формализме, процентомании в выполнении научных планов, вульгарном социологизировании. Чрезвычайно опасное дело подгонять научную работу под метрическую систему. Что означают проценты? Количество написанных страниц? – задавался он вопросами. А где же оценка качества, где действительные достижения науки? Где проверка достигнутого со стороны специалистов высокой квалификации? Критерий научной работы – экспертная оценка компетентных людей. «Я не считаю такими ни наших специалистов, ни себя лично. Я считаю такими людей науки, которые будут в нашем ученом медицинском совете». Только на «очной ставке» можно установить уровень работ по каждой научной теме.^[1352]