Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Степанов cтр.№ 97

Подсудимый назвал себя «Дмитрием Григорьевичем Богровым». Следственные протоколы и судебный приговор исправили эту ошибку, называя Богрова Мордкой Гершовым. Дело в том, что он родился в еврейской семье и считался исповедовавшим иудаизм. После того как было объявлено, что убийца Столыпина еврей, сотни тысяч людей испытали целую гамму чувств: от приступа ненависти до прилива панического страха. Трудно представить хотя бы отдаленное подобие такой реакции, если бы убийцей оказался представитель любого другого из сотни народов, населявших Российскую империю. Чтобы понять, почему так взбудоражила многих национальность Богрова, необходимо сказать несколько слов о еврейском вопросе и о том, что этот вопрос значил для Киева.

Евреи жили в Киеве со времени княжения Ярославичей. В 1113 г. взбунтовавшиеся горожане громили дома ростовщиков еврейской национальности. Но Киевская Русь знала несколько десятков, вряд ли несколько сотен еврейских семей. Основная масса евреев появилась на Украине, когда эти земли перешли под власть Речи Посполитой. Дед Дмитрия (Мордко) Богрова описал события XVII в. в историческом романе «Еврейский манускрипт». Одним из героев романа был Богдан Хмельницкий, за подвигами которого автор следил со смешанным чувством восхищения и ужаса, ибо единственное, в чем сходились запорожские казаки и польские паны, – так это в ненависти к евреям.

Гетман целовал крест на верность московскому государю, и вместе с Левобережной Украиной царь получил многочисленное еврейское население. В последующем неоднократно делались попытки изгнать евреев под любыми, порой курьезными, предлогами. Например, в 1736 г. Сенат постановил выселить всех евреев из Малороссии на том основании, что в одной из русских губерний некий капитан-лейтенант императорского флота был совращен в иудаизм и совершил обряд обрезания. Но в итоге еврейское население не уменьшалось, а росло за счет участия России в разделе Речи Посполитой. Много десятилетий спустя один русский вельможа сказал иностранному послу, что Россия сурово притесняла поляков, зато поляки сполна отомстили русским. «Чем же?» – спросил посол. «Они дали нам евреев», – печально ответил его собеседник.

Российские власти стремились ограничить места проживания евреев. Была установлена «черта еврейской оседлости», включавшая 10 польских, 15 русских, украинских и белорусских губерний, а также часть Курляндии. Евреи не допускались за черту оседлости, нарушителей по этапу водворяли на прежнее место. Внутри черты постепенно наслоилось множество ограничений. Как заведомые контрабандисты, евреи были отселены от пограничной полосы. Для них было закрыто большинство городов, а потом им запретили жить в сельской местности. В своем стремлении приобщить евреев к просвещению власти действовали методами Петра I. Одно время было запрещено ношение традиционной одежды и причесок, затем облагали пошлиной ермолки и пейсы. С другой стороны, евреев старались не допускать в средние и высшие учебные заведения. Им воспрещалось заниматься многими профессиями.

Евреи долго сохраняли средневековый уклад. Они жили замкнутыми общинами, подчинялись кагалу и выполняли указания раввинов. Предки Богрова принадлежали к теократической еврейской аристократии, в его роду по материнской линии были исключительно раввины. Прадед Богрова славился своей ученостью среди полтавских евреев. Он мог читать не только Талмуд, но и астрономические трактаты на древнееврейском языке. Соседи почитали его как человека святой жизни, и целое столетие спустя его могила посещалась местными обывателями. Евреи, когда надо было подчеркнуть чью-то праведность, говорили, что этот человек «не ведает образа монеты». Богров-дед по этому поводу добавлял, что таких евреев не встречал за всю жизнь. Действительно, основным занятием обитателей черты оседлости была торговля.

Умение торговать вырабатывалось тысячелетиями. Опыт был накоплен бесчисленными поколениями, прошедшими после второго изгнания по дорогам Римской империи, Испанского и Французского королевств, герцогств, царств и халифатов Европы и Востока. Добавим, что в аграрной России у евреев по малопонятным государственным соображениям отняли даже теоретическую возможность заниматься хлебопашеством. По первой российской переписи 1897 г., на 100 жителей империи приходилось менее 4 торговцев, тогда как на 100 евреев было 40 купцов, лавочников, посредников. В черте оседлости был явный переизбыток торгового люда, жестко конкурировавшего друг с другом. «Экономический журнал» описывал типичную лавочку черты оседлости: «Торгуют на 6 – 8 рублей в неделю, прибыли на 1 рубль в неделю, т.е. ровно столько, чтобы не умереть с голоду; торгуют женщины. Более доходная – кожевенная лавка, которая продает кожи многочисленным сапожникам на 40 – 50 рублей в неделю, выручая по 4 – 5 рублей прибыли; это уже местный торговый Крез».

Самым доходным считался питейный промысел. По данным 80-х гг. XIX в., в 15 губерниях черты оседлости евреям принадлежало 77,8% корчм, 67,5% шинков и 52,5% питейных домов. Прадед Дмитрия (Мордко) Богрова по отцовской линии торговал в винной лавке, а дед – Григорий Исаакович – поднялся на ступень выше, занявшись винными откупами.

Об этом человеке следует сказать особо. Дмитрий Богров говорил, что при знакомстве он представлялся как внук своего знаменитого деда. Григорий Богров воспитывался в строгих ортодоксальных правилах, изучал в хедере древнееврейский язык и корпел над схоластическими трактатами Талмуда. Втайне от родителей он выучил русский язык и, укрываясь в чулане, читал романы. «Ты пошел той опасной дорогой, которая ведет прямо в геенну, – отчитывал его меламед (учитель) в хедере. – Кто хочет остаться верным сыном веры праотцов наших, тот да убегает христиан и их обычаев». Юноша настойчиво рвался из местечковой среды и преуспел в этом. Он первым из Богровых стал гильдийным купцом и первым увидел жизнь за чертой оседлости, так как для богатых торговцев законы делали исключения. Он описал коммерческий Петербург: «При виде того миллионного рынка, который открывался во время откупных торгов в Сенате, где сотни тысяч и миллионы выигрывались и увеличивались в несколько минут, в нескольких лаконических словах, где баснословные суммы ежеминутно переходили из рук в руки, перебрасывались, как щепки, – голова моя закружилась» ^[402].

Григорий Богров признавал, что его захватило общее увлечение и он заразился страстью к наживе. Но эта страсть не подавила других интересов. Он неожиданно проявил себя в сфере, совершенно чуждой откупным операциям. Он написал автобиографическое сочинение «Записки еврея», которое высоко оценил Н.А. Некрасов. Произведение было напечатано в «Отечественных записках» и снискало успех среди русских читателей. Для образованных евреев «Записки» стали настольной книгой. В то же время ортодоксальных евреев возмутило сатирическое описание местечковой жизни, невежества раввинов и нелепых суеверий. На закате своих дней Григорий Богров принял православие, т.е. совершил, как и пророчили ему в детстве, смертный грех отступничества.

В записках Григория Богрова рассказано о том, с каким трудом он уговорил семью дать детям светское образование. Дети Григория Богрова никогда не ходили в хедер, которому он посвятил столько горьких страниц в своем произведении. Его сын Григорий Григорьевич Богров учился в университете и стал присяжным поверенным. Он поселился в Киеве, где помимо адвокатской практики занимался предпринимательством. В 1910 г. в Киеве официально проживало 50 792 еврея, что составляло 1/9 часть городского населения. Иным было соотношение в купеческой среде. 4896 купцов-евреев составляли 42% торговцев города. Среди них были негоцианты, ворочавшие миллионами, – Бродские, Гинзбурги, Ландау. Разумеется, Богровым было далеко до финансовых тузов, но их положение в торгово-промышленном Киеве было достаточно прочным.