Мечтать о месте начальника не возбраняется никому. Иное дело организация заговора. Есть ли указания на то, что жандармы подставили Столыпина под пули убийцы? Легальная и нелегальная пресса на все лады обсуждала непонятное замешательство Богрова после выстрелов. Эмигрантское «Будущее» толковало замешательство следующим образом: «Оказывается, что ему было обещано, что в момент выстрела электричество в театре внезапно и нечаянно потухнет, чтобы он мог, пользуясь темнотой, броситься незаметно в известный, оставленный без охраны проход, в конце которого были припасены для него военная фуражка и шинель, а снаружи дожидался автомобиль с разведенными парами. Но стоявший у «ключа» механик-рабочий не допустил к нему охранника, несмотря на предъявленный билет»
[449].
Писатель Понизовский приводит аналогичную версию, почерпнутую, правда, не из газеты, а из письма одного современника. Он добавляет, что Богрову было обещано 200 тыс. рублей. Несколько иначе изложил события историк Аврех. По его мнению, Богрова никто не подкупал. Опытные жандармы притворились, что верят ему. Убийца думал, что надул охранников, а на самом деле был жестоко обманут ими. У различных авторов не было расхождений относительно дальнейшей судьбы Богрова. «Будущее» писало, что автомобиль умчал бы убийцу. Но куда? «После мы прочли бы в газетах, что там-то «самовольно» объявилось неизвестно кому принадлежащее тело, изуродованное до неузнаваемости». Аврех в свою очередь ссылался на статью в финской газете «Тюс»: «Едва Богров выстрелил, как Спиридович набросился на него и хотел зарубить его шашкой, чтобы не дать ему возможности открыть тайну».
Следует отметить, что эти версии отчасти базируются на реальных фактах. Свидетели заметили автомобиль у театрального подъезда. За время спектакля в него несколько раз садился Кулябко. Он уезжал куда-то, возвращался и снова уезжал. Шашка полковника Спиридовича, взметнувшаяся над головой убийцы, тоже запомнилась многим. Можно добавить, что начальник охранного отделения попытался завладеть арестантом сразу после покушения. Как только начались допросы, вспоминал прокурор Чаплинский, в комнате появился полицейский пристав и «заявил, что он должен немедленно, по поручению Кулябко, доставить Богрова в охранное отделение»
[450].
Вместе с тем излишне говорить, что «самые достоверные» слухи не являются доказательствами. Многие подозрительные факты объяснялись весьма прозаически. Таинственные перемещения автомобиля с начальником охранного отделения предпринимались потому, что Кулябко осматривал посты на соседних улицах. Вернее, не столько осматривал, сколько проводил время между антрактами в кофейне за чашкой… кофе (это по его собственному объяснению).
Сенатор Трусевич, как дотошный юрист, проверил все версии. Он начал расследование в убеждении, что Курлов действовал преднамеренно. По зрелом размышлении он отбросил эту версию. После Февральской революции Трусевич объяснял ход своих мыслей: «Умышленное убийство было бы бесцельно, потому что устранять Столыпина как политического противника у Курлова не было оснований; значит, единственный мотив мог быть карьеристический. Но ведь этим убийством он губил себя, потому что, раз он охранял и при нем совершилось убийство, шансы на то, чтобы занять пост министра внутренних дел падали, – он самую почву у себя из-под ног выбивал этим и выбил…»
[451]
Трусевич слишком категорично отверг мысль о политических разногласиях между Курловым и Столыпиным. Он либо умышленно лицемерил, либо, будучи отправлен в Сенат, отстал от министерских интриг. Зато Трусевич знал психологию своих бывших коллег. Жертвовать собой в интересах высокой политики они не собирались. Курлов мог взяться за дело только в ожидании награды или повышения. Но провал при организации охраны на киевских торжествах, как минимум, выводил его из числа возможных кандидатов на министерский пост. Министром внутренних дел был назначен Макаров, а Курлову пришлось подать в отставку.
Другое дело, если Курлов и не рассчитывал на повышение. У него могли быть иные интересы. Генерал ведал большими денежными суммами. Завистливые коллеги полагали, что к его рукам кое-что прилипает. Поговаривали, что об этих хищениях стало известно Столыпину. Гучков предполагал, что министр намеревался назначить ревизию. По мнению других современников, Столыпин собрал доказательства растраты и намеревался представить их царю, чтобы избавиться от интриговавшего против него заместителя. Действительно, несмотря на блестящее служебное положение, Курлов находился в отчаянном финансовом положении. Когда он покидал губернаторский пост в Минске, кредиторы описали его мебель. Проживание в столице требовало больших расходов. Курлов тратил приданое жены, но в 1911 г. он развелся (что стоило очень дорого) и готовился вступить в новый брак (что в перспективе должно было обойтись еще дороже). Деньги, предназначенные для организации охраны на киевских торжествах, могли бы удовлетворить кредиторов генерала.
Однако сенатор Трусевич, тщательно обследовавший состояние счетов товарища министра, не обнаружил признаков растраты. После сложных подсчетов ревизия установила, что Курлов даже переплатил из собственных средств. Получив из казны 136 тыс. рублей, он представил расписок на 136 тыс. рублей 65 копеек. Возможно, товарищ министра и запускал руку в казенный карман (уж очень уверенно говорили об этом его коллеги), но тогда делал это исключительно ловко. Во всяком случае, если он вывернулся после строжайшей проверки всех вексельных операций, учиненной сенаторской ревизией, то ему нечего было бояться ведомственной проверки при Столыпине. Подполковник Кулябко оказался менее предусмотрительным и был уличен в растрате 32 тыс. рублей.
Можно дать еще одно объяснение действий жандармов. Предположим, что они хотели арестовать террориста в самый последний момент. В этом случае их ждало продвижение по службе и поощрение. «В конце концов, – писал один современный исследователь, – охранка «заигралась» с Богровым, действуя тем беспечнее, что в сложившихся условиях жизнь Столыпина уже не представляла в ее глазах большой ценности»
[452].
Подобное предположение не выходит за рамки вероятного. Более того, нечто подобное имело место в истории политического розыска. Для наглядности приведем эпизод, в котором принимали участие знакомые нам лица. В 1906 г. Московскому охранному отделению стало известно, что эсеры готовят покушение на минского губернатора Курлова. Из Москвы в Минск должны были доставить бомбу. Жандармы решили арестовать террористов на месте преступления. Они следили за каждым шагом боевиков и задержали их только после того, как была брошена бомба. Эта бомба попала в голову Курлова, но не взорвалась, так как еще до покушения была разряжена фон Коттеном – в ту пору ротмистром Московского отделения.
Но в таком случае чины Киевского охранного отделения должны были обезвредить браунинг Богрова, как это сделал фон Коттен с бомбой, предназначенной для Курлова. Иначе игра становилась слишком опасной. Никто не мог поручиться, что террорист не начнет стрелять по царской ложе. Судя по всему, они даже не подозревали, что он был вооружен. Польский историк Л. Базылев указывал на слабые места версии о причастности жандармов к покушению: «Почему охранка хотя бы для видимости не окружила опекой Столыпина? Почему решено было убить его в театре? Можно поставить еще множество вопросов. Несмотря на такое количество улик, никакой ответ, кроме одного, что Богров действовал самостоятельно, не прояснит дела»
[453]. У Столыпина были враги справа. Они были заинтересованы в том, чтобы любыми способами избавиться от премьер-министра. Крайне правые пользовались достаточным влиянием, чтобы организовать заговор с помощью политической полиции. Однако пока не обнаружено бесспорных фактов, доказывающих существование такого заговора.