Она тяжело сглатывает, губы плотно сомкнуты. Влажная трава просачивается сквозь джинсы, я слышу гулкий голос Лонни, призывающего всех отойти, но я не хочу вставать. Хочу замереть навечно в этом моменте. Жду, думаю, гадаю, сможет ли она меня когда-нибудь простить. Меня, Карминдора, актера, человека – Дэриена Фримена и Карминдора в одном лице.
Она наконец говорит, так тихо, что я почти ничего не слышу, впрочем, мне и не надо, я смотрю на губы и читаю слова. Говорит то, чего я никогда не ожидал от нее услышать.
– Ходят слухи, в это время года на обсервационной палубе очень хорошо, Карминдор.
Элль
Некоторое время он молчит, потом смеется. Его смех мягкий и глубокий, как бисквит в креме. Потом отвечает, так, как я и надеялась, как мечтала, и мое сердце взлетает высоко в космос:
– Только с южной стороны от Метрона.
Он не похож на Дэриена Фримена. Выглядит как обычный парень с темными курчавыми волосами, в тесноватой футболке «Звездной Россыпи», потертых джинсах и старых кроссовках. Просто кто-то, кто мог бы сыграть Карминдора в униформе правильного цвета, первый встречный из супермаркета.
У него на щеке шрам, которого не должно быть у Карминдора, по щекам расползается фиолетовый синяк, который… Точно. Наверное, это моя вина. Он потирает глаза тыльной стороной руки, словно что-то попало в глаз. Может быть, слезы. Мгла меня побери, неужели он плачет?
– Я думал, ты меня ненавидишь, – говорит он, вставая. – Это не я написал последнее сообщение. Долгая история, но это был не я. Хотя я и не сознался. Испугался того, что, если скажу, кто я, ты меня возненавидишь.
– Дурак! – Я обнимаю его. Он прижимает меня к себе, зарывается лицом мне в волосы. – Хватит рыдать, а то и я заплачу.
– А я не рыдаю, – выдавливает он, явно плача. – И, кстати, чтобы все прояснить, я не всегда буду так здорово выглядеть. Так что если тебя очаровали мои убийственные кубики…
Я прижимаю руку к его животу.
– Оба мы знаем, что это заслуга аэромакияжа.
– Ошибаешься! Но увы, я не всегда буду так хорош.
– Как хорошо, что я влюбилась в тебя не за внешность.
Он задумывается.
– Так ты меня простишь? За ложь? За…
Я прижимаю палец к его губам. Хороший вопрос. Не знаю, как ответить, но вспоминаю наш вальс, как он защитил меня, и думаю…
– Полагаю, я могу тебя простить, если…
– Если?
– Если ты снова назовешь меня а’бленой.
Он берет меня за руку и подходит ближе, так близко, что у меня кости плавятся. Он пахнет «Волшебной Тыквой», свежим дезодорантом и корицей – запах, который я хочу запомнить навсегда, запечатлеть на одежде. Хочу выжечь в сердце этот его взгляд. Словно я – последняя звезда на ночном небе или первая на рассвете. Он высокий, но не настолько, чтобы мне было видно мозг сквозь ноздри. Он нерешительный, но смелый, слегка запутался. И он настолько… Дэриен.
Настоящий.
– А’… – начинает он, четко произнося каждый слог, подносит руку к моей щеке, – блен… – отклоняет мою голову назад, медленно притягивает меня к себе, мы словно две суперновые на грани столкновения, – …а.
Неведомо, как в этой вселенной невозможного его губы соприкасаются с моими.
– Снято. И загружено! – говорит Джеймс где-то позади меня.
– Загружено? – Хлоя срывается на крик. – Нет, удали! Немедленно удали!
– Извините, мисс, – огромный мужик в пиджаке, наверное, телохранитель Дэриена, хлопает ее по плечу огромной рукой, – вам стоит успокоиться.
Он видит, что я смотрю, и показывает мне два больших пальца вверх.
Дэриен медленно отстраняется, улыбаясь. Мы не можем насмотреться друг на друга. И даже если мир вокруг погибнет под вторжением Мглы, мы не заметим.
– Я хотел сделать это с тех пор, как ты назвала меня а’блен.
– Я рада, что ты знаешь, что это значит, – отвечаю я насмешливо, вспоминая «Доброе утро, Америка».
– А если бы я был лысым? Ты же даже не знала, как я выгляжу.
– Перепостила, – подтверждает Калли, смотрит на свой телефон. Сейдж поглядывает через плечо и кивает.
– Отлично. «Твиттер», «Тамблер», хэштег ставить?
– Готово.
– Остановитесь! Это не смешно! – кричит Хлоя. – Вы ужасные. Не могу поверить, что вы так поступаете со мной! Вы все!
Дэриен хмыкает.
– Ты – автор «СтрелкаПовстанцев». Это хуже.
Я чешу нос.
– Правда? Ну да, ты враг.
– Это чтобы ты был начеку.
Он притворно вскрикивает.
– Я не хочу влиять на объективность критики!
Я широко улыбаюсь.
– Тогда тебе лучше снова поцеловать меня. Хочу быть уверена, что точно отражу этот момент в следующем посте.
– Ну, это я могу, Принцесса, – и он снова меня целует.
И это не тот поцелуй, который заканчивает Вселенную возможностей. Наоборот.
Это поцелуй, который их создает.
Элль
Восемь месяцев спустя
Я с увлечением выглядываю из окна автомобиля.
«Они монстры», – бормочу я про себя, рассматривая фанатов.
Я представляла, как с легкостью пройдусь по красной дорожке, но в такой толпе это невозможно, не говоря уже о платье. Например, я не смогла даже спуститься из «Волшебной Тыквы», и как же смогу с легкостью вылезти с заднего сиденья черного джипа? Ха.
Сейдж и Калли тоже выглядывают из окон, их руки сплетены. Кажется, с того дня в загородном клубе они не переставали держаться за руки. И не уверена, что скоро перестанут. Они даже едут в один и тот же город в колледж. Ну, Нью-Йорк, конечно, большое место, там полно всяких колледжей, но они будут в одном городе. Сейдж создала им наряды для премьерного показа: брючный костюм с легким узором из крылатых звезд для себя и длинное темно-фиолетовое платье, развевающееся, как Черная Туманность, для Калли.
– Никогда не видела одновременно столько людей! – Сейдж морщится, стряхивает коричневую таксу с брючного костюма. – Это высшее качество! В следующий раз, когда ты на меня прыгнешь, я сниму с тебя шкуру и буду носить как шляпу!
Франко виляет хвостом и взвизгивает. Я поднимаю его, чешу под подбородком.
– Тетушка Сейдж не это имела в виду.
– Имела!
– Ты не сочетаешься с ее гардеробом, – шепчу я на ухо Франкенатору, – и никогда не станешь шляпой.
Он снова лает, язык радостно свешивается изо рта. Сейдж не то улыбается, не то хмурится. Выглядит очень колючей, но на самом деле она сильно привязалась к Франко.
После конвента Кэтрин все еще… Словом, осталась Кэтрин. Она так и не извинилась за свои слова, но я этого и не ждала. Я просто начала обращаться с ней ровно с той же учтивостью, с которой она со мной. То есть без нее.