Бадди оказывается в лимузине с бурно выражающей свое негодование «невестиной подружкой», теткой невесты, двоюродным дедушкой и мужем «невестиной подружки», именуемым «лейтенантом». Нападки «невестиной подружки» на отсутствующего жениха настолько нелицеприятны, что в душе Бадди происходит тяжелая внутренняя борьба. Никто не знает, что он брат Симора. Должен ли он признаться в своем родстве со сбежавшим женихом и заступиться за него или ему лучше промолчать?
После серии забавных и иногда эксцентричных ситуаций путь лимузину, направляющемуся к дому Феддеров, преграждает уличный парад, так что гости в конце концов попадают не на прием, а в квартиру, которую Бадди делит с Симором. Когда «невестина подружка» продолжает свои нападки на Симора даже у него в доме, Бадди наконец вступается за брата и принимает огонь на себя.
В разгар ссоры Бадди находит дневник Симора, спрятанный в ванной. Прочитав его, он начинает понимать мотивы поведения своего брата. К тому же эти записи проливают свет на характер Симора.
Два основных сюжетных конфликта, первый конфликт — между Бадди и «невестиной подружкой», второй конфликт — Бадди с самим собой (в попытке найти оправдание кажущемуся эгоизму Симора), разрешаются, когда «подружка» звонит семье невесты, после чего объявляет присутствующим, что невеста и Симор сбежали.
Помимо перекличек с более ранними произведениями в повести «Выше стропила, плотники» есть явные совпадения с жизнью самого Сэлинджера. И он и Симор в чине капрала служили во время войны в ВВС. Подобно Симору, Сэлинджер проходил службу в Форт-Монмауте, штат Нью-Джерси, до перевода в Джорджию, где находится Бадди. Приурочив события к 1942 году, Сэлинджер проводит скрытую параллель между Мюриель Феддер и Уной О’Нил. По сюжету повести Бадди никогда не встречался с невестой Симора. Тем не менее в своем письме его сестра Бу-Бу описывает Мюриель как внешне очень привлекательную, но пустую девушку, а свою пассию 1942 года Джерри характеризовал именно так. Более того, Симор рассказывает в дневнике о своих путешествиях из Форт-Монмаута в Нью-Йорк с целью повидать Мюриель, что сам Сэлинджер проделывал в 1942 году, когда ухаживал за Уной О’Нил.
Особенно ощутимы параллели между сюжетом повести и жизнью Сэлинджера в 1955 году. «Выше стропила, плотники» — это рассказ о свадьбе, написанный в тот самый год, когда сам он женился. Кроме того, повесть писалась во время беременности жены, что придает особую глубину этой первой полновесной главе саги о Глассах, где отождествляются две семьи, Глассы и Сэлинджеры. В заглавии повести Сэлинджер (через свою героиню Бу-Бу Гласс) обращается к свадебному гимну древнегреческой поэтессы Сафо. Можно легко представить себе, как Сэлинджер, наблюдая за работой плотников, расширявших его коттедж в Корнише в 1955 году, вспоминает стихотворение Сафо и восклицает: «Выше стропила, плотники!»
Кроме того, в ткань повести вкраплены также темы дзен-буддистской и ведантической философии, преподнесенные несколько мягче, чем в предыдущих произведениях. Главная из них — тема неразделения, когда человеку дается Богом способность особого «нераздельного» видения, которая входит и противоречие с миром общепринятых условностей. Введенная посредством даосской легенды, она на протяжении всего повествования стоит за внутренней борьбой Бадди. Он преклоняется перед Симором и любит его, но не может понять его поступков. Некоторые из них кажутся эгоистичными и жестокими, в частности бегство Симора в день свадьбы и то, как в детстве он запустил камнем в Шарлотту Мэйхью. Перед Бадди стоит задача увидеть сквозь внешнюю сторону этих поступков их истинную мотивацию. Это для него упражнение в вере, после того как он усомнился в достоинствах своего брата, оказавшись под прессом чужих мнений.
В своих дневниковых записях Симор пишет о свиданиях с Мюриель и о своих визитах в дом ее родителей. В описаниях Симора Мюриель предстает сосредоточенной на себе мещанкой, но ее природная простота — добродетель, перевешивающая все недостатки. Когда она угощает Симора приготовленным ею десертом, тот плачет от охватившей его благодарности. Именно это заключенное в простоте доброе начало открывается Симору в Мюриель, а не ее заурядность. Воспользовавшись образами даосской легенды, можно сказать, что Симор выбрал великолепную лошадь, несмотря на все свидетельствующие о противоположном внешние признаки. Бадди тем не менее не готов принять эту логику, и его поступки свидетельствуют о неодобрении сделанного Симором выбора. Прочитав записи брата, Бадди в гневе отбрасывает дневник и напивается.
В поведении Бадди просматривается еще одна из тем повести «Выше стропила, плотники» — приятие через веру. Случай с Шарлоттой Мэйхью свидетельствует о непреходящем интересе Сэлинджера к постоянно борющимся в человеческой душе противоположным началам. Симор, претендующий на святость, вдруг оказывается способен на жестокость. Это непреднамеренная жестокость. Она выплескивается инстинктивно. И хотя характер Симора Гласса — это воплощенный Сэлинджером идеал агнца, в душе Симора есть место и для тигра, поскольку в человеческой природе темные стороны могут уживаться с высотами духа.
Истинное приятие в повести основывается на вере, а не на логике. Симор принимает Мюриель, несмотря на ее мещанство. Бадди принимает Симора, несмотря на открывшуюся ему жестокость. Бадди так и не поймет, почему его брат в детстве запустил камнем в Шарлотту Мэйхью. Не поймет этого и читатель. Но вывод таков: если мы принимаем Симора Гласса, мы должны принять его во всей его сложности, с его недостатками, равно как и с достоинствами, потому что и то и другое — свято.
Символом ценности приятия через веру является крохотный двоюродный дедушка Мюриель. Он самый привлекательный персонаж повести, и притом единственный, кто не выносит никаких приговоров. Сэлинджер усиливает его образ, сделав старичка глухонемым. В предпоследней сцене повести Бадди Гласс остается один на один с этим символическим персонажем, что означает: он наконец-то усвоил урок.
Повесть «Выше стропила, плотники» признана самым совершенным произведением Сэлинджера в смысле разработки характеров. Персонажи в ней абсолютно жизненны, и их диалоги просты и естественны. Чувствуется, что Сэлинджер писал ее радостно и с душевным подъемом. Повесть в значительной степени привлекает читателя тем, что в ней показаны обыкновенные эпизоды обыкновенных жизней. Сэлинджер создал свое семейство Глассов и Симора Гласса в частности, чтобы привлечь внимание к той божественной красоте, что заключена во всех нас.
В жизни самого Сэлинджера повесть «Выше стропила, плотники» сыграла исключительно позитивную роль. Симор Гласс — это признание Сэлинджером гуманистического начала, присутствия в каждом человеке божественного света, торжествующего над отчаянием. Он олицетворяет собой победу веры Сэлинджера в человечество, которая после долгих лет сомнений медленно воскресала в нем, пока наконец не вспыхнула ярко благодаря появлению семьи Глассов. Колфилды ставили под сомнение осмысленность жизни. Они редко добивались желаемого и постоянно жаловались. Глассы, наоборот, заключают в себе смысл жизни; притом они такие же обыкновенные, как и Колфилды. Сила, обретенная Симором благодаря сосредоточенности на Боге, дремлет, по мнению Сэлинджера, в любом из нас. Для самого писателя образ Симора Гласса в его постоянно растущей святости был идеалом, к которому нужно стремиться.