Запрещенный Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Василий Сойма cтр.№ 77

Вопрос. Через кого осуществлялись связи Рыкова с ЦК меньшевиков за границей?

Ответ. Пока Рыков являлся председателем Совнаркома, я не знаю, как он осуществлял связь, но с переходом его в Наркомсвязь, связь эта осуществлялась через Винецкого.

Вопрос. Откуда вам это известно?

Ответ. Мне об этом говорил Винецкий.

Вопрос. Что он вам говорил?

Ответ. В одну из своих командировок за границу, по-моему, в 1931 году, Винецкий вошел ко мне в кабинет и сказал, что он по поручению Рыкова должен взять с собою для передачи за границей по адресу, указанному Рыковым, пакет с материалами. Я спросил Винецкого, почему он об этом говорит мне. Винецкий объяснил, что он высказал Рыкову сомнение в возможности нелегального перевоза этого пакета за границу. Рыков ему ответил, что опасаться не следует, так как Ягода в курсе и препятствий к провозу чинить никто не будет. Так как я знал, что Рыков связан с Центральным Комитетом меньшевиков за границей, то я разрешил Винецкому взять с собою этот пакет и впредь выполнять все указания Рыкова, касающиеся его связи с заграницей.

Вопрос. Совершенно непонятно, какое имеет отношение Ви-нецкий, сотрудник Оперода, к Рыкову.

Ответ. Винецкий работал в Опероде по совместительству, основным же местом его работы был Наркомсвязь, где он занимал должность инспектора связи при наркоме, т. е. при Рыкове. Рыков же, в свою очередь, знал, что Винецкий работает в НКВД и часто ездит за границу.

Вопрос. Что вам известно о связи Рыкова с ЦК меньшевиков в Берлине в дальнейшем?

Ответ. Об этом мне известно по материалам НКВД. В 1933 и 1934 годах по агентурным материалам в СПО, сначала в Ленинграде, затем в Москве появились данные о связи Николаевского с Рыковым. Сведения эти были довольно конкретны, указывалось, в частности, что связь осуществляется через какого-то инженера Наркомсвязи. Материалы эти докладывал мне Молчанов, и я тогда опасался возможности провала этой линии. Молчанову я говорил, что об этом знаю, что материалы эти соответствуют действительности, что Рыков действительно поддерживает связь с ЦК меньшевиков и что нужно принять меры к тому, чтобы ходу этим материалам не давать. Молчанов, как он мне потом сказал, передал эти материалы Григорьеву, и ходу они не получили. В 1936 году, после первого процесса, ко мне зашел Прокофьев и показал мне заявление какого-то агента СПО, в котором тот сообщает, что в продолжение нескольких лет он давал материалы о связи Рыкова с меньшевиками, но что по его материалам никаких мер не приняли, и поэтому он счел необходимым написать об этом тогда зам. наркома Прокофьеву в появившихся в газетах сообщениях о причастности Рыкова к деятельности зиновьевско-троцкистского центра. Прокофьеву, как и Молчанову, я говорил, что этому делу ходу давать не надо.

Вопрос. Вы скрываете от следствия не только характер связи центра правых с ЦК меньшевиков, но и личное свое участие в этой связи?

Ответ. Я лично никакого участия в связи центра правых с ЦК меньшевиков не принимал. Был случай, когда Винецкий обратился ко мне от имени Рыкова с просьбой наладить ему дополнительную линию связи с Берлином, так как он, Винецкий, не может обеспечить постоянной регулярной связи Рыкова с Николаевским. Воспользовавшись поездкой в Берлин моего тестя, Леонида Николаевича Авербаха, работавшего тогда в «Интуристе», я рекомендовал Винецкому связать его там с кем-либо из представителей ЦК меньшевиков с тем, чтобы через него осуществлять связь Рыкова с Николаевским.

Вопрос. И это было осуществлено?

Ответ. Да. Авербах, которого я об этом предупредил, сообщил мне, что Винецкий в Германии связал его с каким-то немцем, с которым он условился, что он будет приезжать в Союз под видом туриста и будет получать от него пакеты.

Вопрос. Какого рода пакеты?

Ответ. Содержание этих пакетов не знаю, мне их приносил Винецкий от Рыкова, а я их передавал Авербаху тогда, когда он меня предупреждал о приезде связиста меньшевиков из Берлина. Вопрос. Много пакетов вы передали Авербаху?

Ответ. Это было не более двух-трех раз в 1933 году и, кажется, один раз в 1934 году.

Вопрос. Вашими показаниями устанавливается, что центр организации правых (в лице Рыкова) в продолжение ряда лет поддерживал нелегально связь с заграничным ЦК меньшевиков (в лице Николаевского). Связь эта осуществлялась через НКВД.

Ответ. Да, это правильно.

Вопрос. Значит, между меньшевиками и правыми существовал контакт о совместной борьбе против Советской власти. На какой основе было достигнуто это соглашение?

Ответ. Об этом я ничего не могу показать. Верно, что меньшевики за границей и правые в Союзе установили контакт для борьбы против Советской власти. По материалам НКВД я знал также, что правые в Советском Союзе блокируются с меньшевиками. Именно поэтому я в своей работе в НКВД не принимал никаких мер к разгрому меньшевистских организаций, вопреки тому, что материалы об их активизации поступали из ряда краев и областей.

Вопрос. Вам предъявляется документ из материалов НКВД, в котором сообщается о меньшевистском центре за границей и об активной его работе в СССР. На этом документе в ноябре 1935 года наложена следующая резолюция: «Это давно не партия, и возиться с ними не стоит». Это вы писали?

Ответ. Да, эту резолюцию писал я. Это только одно из проявлений того, как я оберегал от провала и отводил удар от меньшевиков потому, что они находились в контакте с правыми. В повседневной работе по моим указаниям это делал Молчанов. Помню, например, что в 1935 году Молчанов смазал дело группы чекистов-меньшевиков, потому что через них могла быть вскрыта вся меньшевистская организация и вместе с ними и правые. Это было сразу же после убийства Кирова, когда возможность нашего провала являлась очень реальной, потому что с этого времени начинается систематическое и настойчивое вползание в дела НКВД Ежова. А Ежова, я, кажется, об этом уже говорил, мы боялись больше всего.

Вопрос. Почему «больше всего»?

Ответ. Потому что с другими руководителями партии и правительства по делам НКВД говорил лично я сам, никого другого из аппарата НКВД я не подпускал. Поэтому опасность проговориться, показать не то, что надо, более или менее исключалась. Правда, это не спасало меня от подозрений и недоверия, но тут вина не моя. В этом больше всего сказывалась прозорливость и чутье тех, с кем мне приходилось говорить. Но Ежов пришел в аппарат, обходя меня, он спускался непосредственно в оперативные отделы, влезал сам во все дела. Это было в начале 1936 года, когда начались только дела по троцкистской организации. Но постепенно тревога усиливалась: Ежов, должно быть, раскусил нашу тактику. Он не удовлетворялся разговорами и докладами, которые ему делал Молчанов. Он стал ходить сам к следователям на допросы, стал сам вызывать и допрашивать арестованных, беседовать с рядовыми сотрудниками аппарата и т. п. Тут мы были бессильны: ни договориться с сотрудниками, ни инструктировать их, что говорить Ежову, нельзя было. Словом, Ежов подбирался к нам. Это мы все чувствовали. Меры, которые я применял к изоляции Ежова от аппарата НКВД, ничего не давали.