Вольф Мессинг - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 47

Мессинг вспоминал в мемуарах: «1 Мая праздновал в Бресте. Вместе со всеми пошел на демонстрацию. Это был очень радостный день в моей жизни. А вскоре после этого меня направили в Минск. Здесь я встретился с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко — одним из видных деятелей Советского государства. Я благодарен судьбе за встречу с этим человеком, которому я очень многим обязан».

Эти сведения тоже, скорее всего, соответствуют действительности. Карьера Пономаренко, известного советского деятеля, одного из руководителей партизанского движения в годы войны, к 1965 году давно уже пошла под откос — он был всего лишь преподавателем в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Однако он был жив, здоров, находился в Москве и наверняка опроверг бы факт своего знакомства с Мессингом, если бы данный эпизод был вымышлен мемуаристом. Скорее всего, именно Пономаренко порекомендовал использовать талант Мессинга во всесоюзном масштабе.

Кстати сказать, в отличие от Абрасимова, Пономаренко к евреям относился, мягко говоря, прохладно. Впрочем, и белорусская культура была для Пантелеймона Кондратьевича чужой. Украинец с Кубани, он был послан в Белоруссию как проводник сталинской централизаторской политики и в деятелях как белорусской, так и еврейской национальной культуры подозревал «буржуазных националистов». Вскоре после окончания войны к Пономаренко пришли писатель и поэт Айзик Платнер и еще несколько видных представителей еврейской литературы, в том числе поэт Гирш Каменецкий и журналист Гирш Смоляр, первым написавший о Минском гетто. Они просили возобновить работу еврейской секции Союза писателей Белоруссии. Однако Пантелеймон Кондратьевич в грубой форме заявил, что не позволит возродить в Белоруссии еврейскую культуру и рассчитывать им не на что. После этой встречи некоторые из ее участников, воспользовавшись своим польским гражданством, покинули Советский Союз навсегда. Тем не менее Мессинга Пономаренко поддержал. Очевидно, прежде всего он ориентировался на доклад своего подчиненного Абрасимова, указывавшего на несомненную полезность выступлений Мессинга как в плане антирелигиозной пропаганды, так и с чисто коммерческой стороны. Кроме того, выступления Мессинга, лишенные всякого политического содержания, были хорошим средством отвлечения масс от унылой повседневности.

Друг Мессинга журналист Рем Щербаков приводит рассказ телепата о том, как он был задержан после перехода германосоветской демаркационной линии в Польше. И в этом эпизоде тоже фигурирует Пономаренко: «Выглядел Вольф Григорьевич подозрительно, а потому был задержан соответствующими органами». Чекисты пытались вывести авантюриста, утверждающего, что он может читать чужие мысли, на чистую воду. Но когда Мессинг точно угадал, что именно думали следователи, те поразились и сплавили его вверх по инстанции. Дело дошло до главы коммунистов Белоруссии Пономаренко: «Ввели его в кабинет, где Вольфа Григорьевича встретил хозяин и пригласил присесть. В беседе должен был принять участие еще один человек — нарком республиканского НКВД. Вскоре он появился в штатской одежде и направился к посетителю. Тот посмотрел внимательно на чекиста и сказал: “Так вот кто хочет меня расстрелять!” Нарком опешил, такое предложение он уже делал первому секретарю. Было решено отправить Вольфа Григорьевича в Москву. Через некоторое время после того, как мне довелось услышать эту историю, Мессинг отмечал свой день рождения. На нем присутствовал бывший член Президиума ЦК КПСС Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Он подтвердил правдивость рассказа, именно в его кабинете все и происходило».

Предисловие к книге Мессинга Щербаков написал в 1990 году, когда Пономаренко уже шесть лет не было в живых. Значительно раньше, 12 октября 1955 года, умер бывший глава белорусских чекистов Лаврентий Фомич Цанава (Джанджгава). Он был арестован в апреле 1953 года по распоряжению своего тезки Лаврентия Берии за организацию убийства Соломона Михоэлса. Находясь под следствием, он то ли покончил с собой, то ли просто умер в тюремной больнице от сердечного приступа. В рассказе Щербакова подозрительно уже то, что Цанава сразу же предложил Пономаренко расстрелять Мессинга. Ведь Лаврентий Фомич был опытным чекистом и уж наверняка начал бы с того, что просто предложил бы задержать подозрительного иностранца — а уж что с ним делать, расстрелять или выпустить, можно было решить позже. Тем более осенью 1939 года еще не закончилась «бериевская оттепель», когда арестованных расстреливали гораздо меньше, чем во времена Ежова. Так что сам эпизод с «угадыванием» мыслей Цанавы выглядит не слишком убедительно, тем более что далее следуют явно недостоверные эпизоды встреч Мессинга со Сталиным и успешного проникновения в кабинет Берии.

Можно с уверенностью сказать, что все то, что написано о первых месяцах пребывания Мессинга в СССР в документальной повести Шенфельда, является вымыслом. Ни с каким «товарищем Прокопюком» Мессинг ни в Бресте, ни в Белостоке не встречался просто потому, что этого товарища в природе не существовало. Зато реальных партийных и советских функционеров, с которыми Мессинг и в самом деле тесно общался в Бресте и Минске, Мессинг, в рассказе, приведенном Шенфельдом, ни словом не упоминает. Данное обстоятельство является доказательством того, что рассказ Мессинга Шенфельдом выдуман и ничего подобного Вольф Григорьевич ему никогда не говорил.

Согласно Шенфельду, в течение месяца Мессинг колесил по районам Белостокской области, и всюду его психологические опыты принимали на ура. У Мессинга тогда завязался роман с Симой, которой было уже за тридцать, но она была не замужем. Мессинг будто бы говорил Шенфельду, что это была его первая настоящая любовь. Но как только он собрался сделать своей возлюбленной серьезное предложение, его внезапно забрали в Минск. Сима осталась в Белостоке. Вольф жалел, что не настоял, чтобы ему дали взять ее с собой — ведь он остался буквально без языка. Думаю, что вся это мелодраматическая история придумана автором «документальной повести», которому Мессинг никаких признаний насчет своих былых романов, скорее всего, не делал. О том, что в Польше он был женат, мы никакими сведениями не располагаем. Наверное, любовницы у него были, как у большинства странствующих артистов, но ни об одной из них он своим знакомым не рассказывал. Непонятно, почему Шенфельд должен был стать исключением.

Мессинг будто бы рассказывал ему: «В Минске меня поместили в лучшую гостиницу, в такой номер люкс, какого я в жизни не видел (тут уж сочинитель Шенфельд, как кажется, немного переборщил. Ведь Мессинг не раз бывал и в Варшаве, и в Кракове. Неужели там гостиницы были много хуже, чем в провинциальном Минске? — Б. С.). Выступать пришлось перед какими-то высокими чинами и спешно искать себе индуктора с русским и польским языками — благо в Белоруссии это не проблема. После выступления меня приглашали в какие-то кабинеты, о чем-то много со мною говорили, но до меня доходило только “прямо кудесник” и “колоссальный успех”. И все это происходило настолько молниеносно, что я очухаться не успел, как мне сунули на подпись договор. Договор был, оказывается, с Госконцертом, и надо было тут же выезжать в гастрольное турне по самым большим городам Советского Союза. Москва прикрепила ко мне администратора, который всем заворачивал, а по договору мне была гарантирована самая высокая ставка. Когда я впервые увидел расчетную ведомость, то даже не мог поверить, что это все — мое, и спросил, не ошиблась ли бухгалтерия? Ну что я стану делать с такими тысячами? (Неужели Мессинг в первые же недели своего пребывания в СССР не убедился, что деньги здесь не так уж много значат, поскольку основные жизненные блага не покупаются, а распределяются? Да и ставка высшей категории отнюдь не давала актеру золотых гор. — Б. С.)