Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - читать онлайн книгу. Автор: Стэнли Милгрэм cтр.№ 30

Герберт Келман приводит две совершенно разные причины, по которым потенциального испытуемого не информируют о природе предстоящего эксперимента. ^[30] Одну причину можно назвать мотивационной: если сказать испытуемому, в чем будет заключаться эксперимент, он может отказаться в нем участвовать. Дезинформировать человека, чтобы заручиться его согласием участвовать в эксперименте, – это, конечно, серьезное нарушение прав личности, и опираться на нее как на этическую основу при наборе испытуемых, как правило, нельзя.

Вторая, более распространенная причина, по которой испытуемого держат в неведении, состоит в том, что многие эксперименты в социальной психологии невозможно проводить, если испытуемый заранее обо всем знает.

Возьмем, к примеру, классическое исследование Соломона Аша, посвященное конформности и давлению группы. ^[31] Испытуемому говорят, что ему предстоит принять участие в исследовании восприятия отрезков. Его просят выбрать из трех предложенных отрезков тот, который по длине равен образцу, однако он делает это в присутствии других людей, которые без его ведома работают на экспериментатора и дают неверные ответы. Цель экспериментатора – посмотреть, согласится ли испытуемый с очевидно неверной информацией, которую предоставляет ему группа, или пойдет наперекор группе и даст правильный ответ.

Очевидно, испытуемого дезинформируют сразу по нескольким пунктам. Ему говорят, что он примет участие в эксперименте по изучению восприятия, а на самом деле изучается давление группы. Ему не сообщают, что другие присутствующие сотрудничают с экспериментатором, напротив, убеждают, будто они находятся с экспериментатором в тех же отношениях, что и сам испытуемый. Очевидно, что если испытуемому сообщить о подлинной цели до эксперимента, у него не возникнет психологического конфликта, который и есть главное в исследовании Аша. Испытуемому отказывают в информации не потому, что экспериментатор опасается, что он откажется участвовать в эксперименте, а по причинам сугубо эпистемологическим, примерно по тем же, по каким автор детективного романа не открывает читателю, кто убийца, – ведь иначе это погубит все удовольствие.

Примерно к такой же дезинформации прибегает и большинство экспериментов в социальной психологии. Некоторые критики объявляют это «обманом», в обиход вошел даже термин «обманный эксперимент», в особенности в контексте дискуссий об этичности подобных процедур. Однако в подобном контексте слово «обман» заставляет относиться к эксперименту предвзято. При описании подобных приемов лучше все же использовать слова без излишних моральных коннотаций – «маскировка», «инсценировка» или «мистификация», – ведь невозможно вынести объективное этическое суждение о той или иной процедуре, если она описана в терминах, которые сами по себе имеют оттенок осуждения.

Оправдано ли применение мистификации в экспериментах? Самый простой ответ – и самый удобный в социальном и этическом смысле – безоговорочное «нет». Ни для кого не секрет, что честные и абсолютно открытые отношения с испытуемым – это очень хорошо, и экспериментатор должен по возможности добиваться именно этого. Сложность в том, что многие также всей душой верят в ценность исследований по социальной психологии, в ее способность разъяснить нам механизмы общественного поведения человека и в конечном итоге принести нам очень много пользы. Признаться, вера эта слепа, однако она подталкивает нас к тому, чтобы тщательно изучить, имеют ли какое-то право на существование мистификация и дезинформация, которых требуют эксперименты. Мы знаем, что в других сферах к мистификации относятся куда спокойнее, безо всяких моральных терзаний. Приведем простенький пример: в радиопостановках стук копыт обычно изображает звукооператор при помощи пустой кокосовой скорлупы, а чтобы воссоздать шум дождя, сыплют песок на металлический противень и так далее. Одни слушатели об этом знают, другие нет, однако мы же не обвиняем радиопередачи в том, что они обманывают слушателей. Скорее мы миримся с тем фактом, что это искусственные иллюзии, применяемые для вящего драматического эффекта. Большинство экспериментов по социальной психологии, по крайней мере хороших, тоже имеют драматическую составляющую. Более того, в ходе самых лучших экспериментов испытуемые попадают в драматургическую ситуацию, сценарий которой написан лишь отчасти, и дополняют его поступки испытуемого, которые и обеспечивают информацию, необходимую исследователю. Почему же искусственные иллюзии допустимы в радиопостановках, а в научных исследованиях запрещены?

В повседневной жизни сплошь и рядом с дезинформацией либо мирятся, либо считают ее законной и уместной. Мы, не поморщившись, дезинформируем детей по поводу Санта-Клауса, поскольку нам кажется, что это добрая мистификация, а здравый смысл подсказывает, что вреда от нее не будет. Более того, эта практика узаконена традицией. Мы дезинформируем именинника, когда устраиваем ему приятный сюрприз. Суровый моралист скажет, что и сюрпризы безнравственны, ведь при этом человек вынужден лгать другому. Но гораздо важнее сосредоточиться на чувствах человека, воспринимающего эту информацию. Как он к ней относится, обижен он или обрадован?

Одно очевидно: к маскировке и мистификации можно прибегать лишь в том случае, если без них исследование в принципе невозможно. Желательно всегда строить взаимодействие с людьми на честности и открытости. Это не снимает вопроса о том, допустимы ли подобные уловки, если в рамках научного исследования без них не обойтись.

У этой медали есть и обратная сторона. Практически в любой профессиональной деятельности бывают отступления от общепринятых моральных принципов, без которых эта деятельность невозможна. Например, поведение адвоката, который ведете дело обвиняемого в убийстве. Он узнает от клиента детали преступления и его моральный долг – сообщить о них. Однако адвокаты имеют право – более того, обязаны – соблюдать конфиденциальность и не разглашать то, что узнали от клиент. Даже если адвокат знает, что его клиент убийца, его профессиональный долг – не сообщать об этом властям. Иначе говоря, общепринятая моральная практика отходит на второй план и превращается в практику юридическую, поскольку мы полагаем, что в долгосрочной перспективе такое исключение идет на пользу обществу.

Подобным же образом в целом недопустимо ощупывать гениталии незнакомых женщин. Однако без этого технически невозможна работа акушеров и гинекологов. И мы снова отказываемся от общепринятых моральных правил, поскольку иначе невозможна профессиональная деятельность этих специалистов, а мы убеждены, что она полезна обществу.

Возникает вопрос: не следует ли сделать аналогичное исключение для социологов, поскольку их работа выдвигает определенные технические требования, а мы полагаем, что в долгосрочной перспективе она идет на пользу обществу? Конечно, отдельный участник эксперимента чаще всего не извлекает из него никакой выгоды. В основном выгоду извлекает общество в целом – или, по крайней мере, такова предпосылка любого научного исследования.