– Почему меня выбрали на эту работу? Вот не надо так смотреть, я хочу честный ответ. Я знаю, что мне не понравится. Но лучше теперь, чем потом. Позже будет, как эта хрень с синт-заморочками. Только тоска. Но я не бессмертная, могу и повеситься.
– Не можешь. Не твой тип поведения. Но – хорошо. Честно. – Он виновато отвернулся. – Этот габ называется «Уги», он в сфере влияния двух сил, активно желающих делить власть. Прочие может быть и не слабее, но им смешна возня в грязи. Дрюкель и Империя по очереди назначают служащих. Дрюкель всегда выбирает по незыблемому для их логики правилу: во имя квиппы. Квиппа, если сильно упростить – птичка, галочка, знак в графе наличия. Смысл жизни носителя – создать упорядоченность, расставить квиппы. То есть каждый служащий должен быть так мал и слаб, чтобы не нарушить собой структуру рутины. В то же время он обязан выдержать минимум требований: шок или полный слом воли, расстройство ума от перегрузки новым – это позор для носителя, расставляющего квиппы. Ты выбрана, не обижайся, потому, что тебя сочли энергичной неудачницей. Ты, вероятно, не училась, где хотела, но все же училась. Не работала, где мечтала, или ушла оттуда без боя – но продолжила поиск работы. Ты, по мнению чиновника из Дрюккеля – не боец, а крепкая квиппа, которая никогда не высунется из своей клеточки. Не причинит беспокойства, не нарушит… симметрию. Твое дело – ничего не делать. Габ предельно автоматизирован. Он живет сам по себе.
Нам дали разрешение на взлет, катер отвалил от причала, торжественно выплыл в черноту и пустоту. Наверное, там было красиво. Величественно. По уму, я должна была разинуть рот и глазеть, благоговея. Но я сопела, моргала и злилась. Бедняга Тэй что-то умное твердил про особенное место всякого габа, про тоннельные переходы и разгонные возможности пространственных аномалий, которые в универсуме все на учете и каждую удобную, как надстройка, венчает габ. Я не слушала и не смотрела. Лучше бы он соврал. Ну почему этот умный дурак не соврал, когда стоило бы? Теперь я сижу и думаю: он тут распинается потому, что ему занятно наблюдать выбор Дрюккеля. Я – типичный пример. Вот так. Дура с упрощенным контрактом типа три. Сколько раз я твердила себе, что верить людям – больно. Что каждый раз мне попадаются исключения из правил, и худшие. Этот тип с красивыми глазами и приятным голосом – тоже исключение. Он внутри холоднее универсума. Он не врал про психолога и хобби. Он никогда не задаст вопросов, потому что ему не интересны ответы. Ему занятна лишь моя реакция на новое.
– Сима, хватит злиться, – тихо попросил Тэй, когда катер снова замер у причала. – Ты просила. Я сказал. Тебе нельзя угодить.
– Три часа прошли? Тут время в каких часах вымеряется?
– Осредненных, – вздохнул он. – Все служащие знают время, если хотят знать.
– Значит, прошли.
– Мы не пойдем в бар, – догадался всезнайка. – Тогда давай прогуляемся до твоего служебного транспорта. Хочу глянуть вживую. Признаю, я не видел подлинных «Стрел» очень давно. Легендарный корабль, почти неограниченные возможности на малых дистанциях. Пожалуйста.
Я повелась на «пожалуйста», как дитя – на порцию эскимо. Повела хитрого дядю маньяка в темный сарай сама. Дядя маньяк сопел, как я недавно. Предвкушал. Добравшись до седьмого причала, я испытала ни с чем не сравнимое удовольствие. Как у Тэя вытянулось лицо… А как он рот раскрыл и икнул!
– Это же хлам, – отмолчав свое, сообщил он.
Хорошо не понимать ничего в их технике. Я посмотрела на корабль. Вроде слегка похож на пепелац из старого советского фильма. Очень маленький. Пузатенький. Смешной. Можно звать его «Апельсинчик», он рыжий от ржавчины или загадочного налета.
– Немедленно нажми сюда, – велел Тэй, поворачивая мою руку запястьем вверх и показывая на точку пульса. – Скажи: заявляю габариусу о несовпадении транспортного средства с указанным в акте. Живо!
Я исполнила. Довольно долго ничего не происходило. Затем в голове щелкнул ответ.
– Он сказал, что внес изменения, – хихикая и рассматривая «Апельсинчик», сообщила я. – В акт. Сразу. Что комиссия все решит без меня по делу о хищении. И мне дали сто грамм золота за бдительность. Черт, а я думала, тут не воруют… Это же коррупция. Это же я дома, блин! Это же жизнь есть и в универсуме.
Меня трясло от хохота, Тэй смотрел и каменел лицом, затем принялся суетиться, нашептывая про шок и ослабленный метаболизм. Зря. Мне как раз стало, наконец – взаправду хорошо. Мир не идеален. Мой габариус Чаппи – он и есть дешевая, распоследняя квиппа. Галка, намалеванная на заборе следом за словом из трех букв. Это он ничтожество, а я… Еще посмотрим.
– Новый корабль не выменять на это? – стараясь не показать издевку, серьезно спросила я. – Ма-аленький такой. Катерок.
– На это? – Тэя аж перекосило. – Никогда. Ты заперта в габе, выхода нет. Сочувствую. При контракте трешке без жалования можно мечтать лишь о несбыточном чуде сектора ИА. Но лучше не мечтай, глупо. Там не соглашаются открывать люки после гибели расы кэф. Никому не открывают.
– А что их погубило? Кефиров этих…
– Старость, – огрызнулся Тэй. – Кэф – легенда из времен, когда глопы были иными и синт вроде лишь создавался. Мы не знаем облика кэфов, данных по интеллекту и основ той связи, какая их роднила с кораблями.
Он прислушался к себе и виновато вздохнул.
– Мне пора. Дают разрешение на вылет, срочность велика и они расстарались, нашли окошко пораньше. Сходила бы ты в бар «Дно». Ужин заказан.
– Я сыта. Спасибо за то, что нянькался и извел время.
– Это мне надо говорить спасибо, – он прищурился и погрозил пальцем. – Я не страдаю потерей памяти, и свое настроение в момент до первого «извини» знаю очень точно. Хорошо улетать без тяжести на душе. Не огорчайся, дел у тебя полно и внутри габа. Может, я попробую дернуть кое-кого, и эту пародию на корабль все же спишут.
– Во имя квиппы? Ха, никогда. Чаппи удавится.
– Но есть еще и финальная кай-квиппа, – важно сообщил он. – Добро пожаловать на новое место. Не жалеешь о своем контракте?
– Нет.
Он чуть поклонился и пошел прочь. А я улыбалась такая расслабленная, добрая после похмелья и самоедства. Этот холодный тип задал вопрос. Ему хоть разок, а стало интересно. Значит, я точно не безнадежная неудачница. И я пойду в бар. Буду есть, сколько там оплачено, и тарелку вылижу, протру и стырю. На память.
История вторая
Гюльчатай
Проснулась я в обнимку с тщательно вылизанной тарелкой. В ботинках. В форме. Стыдно мне не было. На работу я не спешила. До маловероятной зарплаты – четырнадцать лет! Значит, я делаю то, что пожелаю и когда пожелаю. Во имя их хреновой квиппы.
Если верить встроенным часам, сутки «красного» – десятичного – учетного варианта тут делятся на двадцать осредненных долей. Углубляться в подробности не надо, умного тут до фига, а голова у меня одна. Оборона от шока – это оборона от информации. Двадцать часов, вот и весь сказ. Теперь тикает час десятый. Полдень. Метаболизм жаждет ускориться. Изжога ничего не жаждет, ей как раз всего вдоволь.