Пять ложек эликсира - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий cтр.№ 21

Саша стесняется.

– Да, конечно… – говорит он. – Но сейчас что об этом? Там видно будет… – Он озирается, ища, как бы переменить тему разговора. – Вот диван пропал, – говорит он. – Вы мне не скажете, Федор Симеонович, что все это означает? Диван… суета какая-то…

– Ну, видите ли, это не совсем диван, – говорит Федор Симеонович. – Я бы сказал, это совсем не диван… Однако ведь спать пора, Александр Иванович. Заговорил я здесь вас, а ведь вам спать хочется…

– Ну что вы! – восклицает Саша. – Наоборот! У меня к вам еще тысяча вопросов!

– Нет, нет, дружок. Вы же устали, утомлены с дороги…

– Нисколько.

– Александр Иванович, – внушительно произносит Киврин. – Но ведь вы действительно утомлены! И вы действительно хотите отдохнуть.

И тут глаза у Саши начинают слипаться. Он согласно кивает головой, вяло бормочет: «Да, действительно, вы уж меня простите, Федор Симеонович…», кое-как добирается до неведомо откуда появившейся застеленной раскладушки, ложится, подкладывает ладонь под щеку и, блаженно улыбаясь, засыпает.

Федор Симеонович, оглаживая бороду, некоторое время ласково смотрит на него, потом достает из воздуха большое яблоко, кладет рядом с Сашей и исчезает.

Становится темно и тихо.

Сильный грохот. Саша открывает глаза и поднимает голову.

Комната полна утренним солнцем.

Дивана по-прежнему нет, а посередине комнаты сидит на корточках здоровенный детина лет двадцати пяти, в тренировочных брюках и пестрой гавайке навыпуск. Он сидит над волшебной палочкой, плавно помахивая над нею огромными костистыми лапами.

– В чем дело? – спрашивает Саша хриплым со сна голосом.

Детина мельком взглядывает на него и снова отворачивается. У него широкое курносое лицо, могучая челюсть, низкий лоб под волосами ежиком.

– Не слышу ответа! – зло говорит Саша, приподнимаясь.

– Тихо, ты, смертный, – откликается детина.

Он прекращает свои пассы, берет умклайдет и выпрямляется во весь рост. Рост у него – под лампочку. И весь он кряжистый, широкий, узловатый.

– Эй, друг, – говорит Саша. – А ну-ка положи эту штуку на место и очисти помещение!

Детина молча смотрит на него, выпячивая челюсть. Тогда Саша откидывает простыню и делает движение, чтобы вскочить. Раскладушка от толчка разваливается, и Саша опять оказывается на полу.

Детина гогочет.

– А ну, положи умклайдет! – рявкает Саша, поднимаясь.

– Что ты орешь, как больной слон? – осведомляется детина. – Твой он, что ли?

– А может, твой?

– Ну, мой!

Сашу осеняет.

– Ах ты, скотина! – говорит он. – Так это ты диван спер?

– Не суйся, братец, не в свои дела, – предлагает детина, запихивая умклайдет в задний карман брюк. – Целее будешь.

– А ну, верни диван! Мне отвечать за него, понял?

– А пошел ты к черту, – говорит детина, озираясь.

Саша, подскочив, хватает детину за гавайку. Детина сейчас же хватает Сашу за майку на груди. Видно, что оба не дураки подраться.

Но тут дверь распахивается и на пороге появляется грузный рослый мужчина в лоснящемся костюме. Лицо у него надутое, бульдожье, движения властные, хозяйские, уверенные, под мышкой – папка на «молнии».

– Корнеев! – говорит он прямо с порога. – Где диван?

Детина и Саша сразу отпускают друг друга.

– Какой еще диван? – вызывающе осведомляется детина.

– Вы мне это прекратите, Корнеев! – объявляет мужчина с папкой. – Сами знаете, какой диван.

Он проходит в комнату, а за ним входят: Эдик Почкин, очень серьезный и сосредоточенный; плешивый и бородатый, странного вида человек в золотом пенсне и смазных сапогах; Хома Брут в своей кепочке, сдвинутой на правый глаз. Саша кидается одеваться. Пока он одевается, в комнате развивается скандальчик.

– Не знаю я никакого дивана, – заявляет Корнеев.

– Я вам объяснял, Модест Матвеевич, – говорит Эдик человеку с папкой. – Это не есть диван, это есть прибор…

– Для меня это диван, – прерывает его Модест Матвеевич, достает записную книжку и заглядывает в нее. – Диван мягкий полуторный, инвентарный номер одиннадцать – двадцать три. Диван должен стоять. Если его будут все время таскать, то считайте: обшивка порвана, пружины поломаны.

– Там нет никаких пружин, – терпеливо объясняет Эдик. – Это прибор. С ним работают.

– Этого я не знаю, – заявляет Модест Матвеевич, пряча книжку. – Я не знаю, что это у вас за работа с диваном. У меня вот дома тоже есть диван, и я знаю, как на нем работают.

– Мы это тоже знаем, как вы работаете, – угрюмо говорит Корнеев.

– Вы это прекратите, – немедленно требует Модест Матвеевич, поворачиваясь к нему. – Вы здесь не в пивной, вы здесь в учреждении!

– Терминологические споры, товарищи, – восклицает вдруг высоким голосом плешивый, – могут завести нас только в метафизический тупик! Терминологические споры мы должны, товарищи, решительно отмести, как несоответствующие и уводящие. А нам, товарищи, требуются какие споры? Нам, товарищи, требуются споры с одной стороны соответствующие, а с другой – наводящие. Нам требуются принципиальные споры, товарищи!

– Вы мне это прекратите, товарищ профессор Выбегалло! – решительно прерывает его Модест Матвеевич. – Нам тут не требуется никаких споров. Нам тут требуется диван, и немедленно.

– Правильно! – подхватывает профессор Выбегалло. – Мы решительно отметаем все и всяческие споры, и мы требуем, общественность требует, наука требует, товарищ Корнеев, чтобы диван был немедленно ей возвращен. В распоряжение моего отдела.

Все четверо начинают говорить разом.

Эдик. Модест Матвеевич, это не диван! Это транслятор универсальных превращений! Ему не в музее место, его здесь вы по ошибке поместили, мы на него заявку еще два года назад написали!..

Корнеев (Выбегалле). Ну да, конечно, в ваш отдел. Чтоб вы на нем спали после обеда и кроссворды решали! Вы же с ним обращаться не умеете, опять все на Брута свалите вашего, а он его пропьет по частям!..

Модест Матвеевич. Вы мне это прекратите, товарищи! Диван есть диван, и кто на нем будет спать или там работать, это решает администрация! Я лишнюю графу в отчетности из-за ваших капризов вводить не намерен! Мы еще назначим комиссию и посмотрим, может быть, вы его повредили, пока таскали, товарищ Корнеев!..

Выбегалло. Я ваши происки, товарищ Корнеев, отметаю решительно, раскаленной метлой! Я такую форму научной дискуссии не приемлю! Принципиальности у вас не хватает, товарищ Корнеев! Чувства ответственности! Нет у вас гордости за свой институт, за нашу науку!..