– А вторая девушка? На вторую у нас… планы.
Я зажала рот рукой.
– Что? – прошептала Птица.
– Они думают, что я виновата в падении северного кордона, – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
– Да? – проговорили одновременно Ватрушка – тот самый булочный одиночка – и Молчун, с которым мы познакомились, как только за Соратником закрылась дверь.
– Не может быть, – ахнула Птица.
Я отвлеклась от разговора за стеной, чтобы объяснить:
– Ты же помнишь, я с документацией в Центре управления работала, вот они и решили…
Я замолчала на полуслове, смущённая внезапной мыслью. Ладно, то, что у диких шпионы по всему Яхону – это уже не новость, но какое им дело до северного кордона? Как их коснётся падение этого пограничного пункта?
– Что? Что ещё? – нетерпеливо поторопила Птица.
– Ничего, – я раздосадованно махнула рукой. – Обсуждают, как поступят с тобой. Соратник говорит, что ты нужна сейчас Фамилии… Типа, ты тёмная лошадка и вообще… Мне сложно перевести это слово… Что-то промежуточное между бабочкой и цветком…
Молчун вдруг выпрямился и решительно ударил кулаком по раскрытой ладони:
– Бабочки, цветы… Бежать надо, вот что я вам скажу. Как только дверь откроют – схватить гадёныша, нож ему к горлу… И пусть выводит нас отсюда.
– А нож где возьмёшь? – спросила Птица.
– А вот он, – Молчун расплылся в улыбке и вытащил из воротника своей куртки короткое, но очень острое по виду шило.
– Нож – это хорошо, – Ватрушка кивнул. – Это даже очень-очень хорошо… Но куда бежать? Далеко ты по сугробам упрыгаешь?
– Угоним фоб, – немедленно предложила Птица. – Один у них точно есть, нас на нём привезли… В Транспортном корпусе на таком мобильные платформы осваивают. Я бы справилась.
После этих слов все трое посмотрели на меня, словно за мной было решающее слово.
– Мне не очень нравится эта идея, – призналась я.
Кроме того, квадратная монетка на чёрном шнурке греется под одеждой, о чём я не собираюсь вам сообщать. А интуиция вообще вопит, словно бешеный мозгоед, требуя сидеть на месте и не дёргаться.
– Давайте не будем торопиться. Надо всё-таки разобраться в том, что здесь…
– Да что мы её слушаем? – вспылила Птица. – Она же предательница. Надо её с собой забрать и сдать Службе безопасности, там знают, что с такими делать.
– Это мысль… – пробормотал Молчун и посмотрел на меня нехорошим взглядом.
Мне стало дурно.
– Неправда, – сказала я обиженно и испуганно. – Я не предательница. Они ошибаются, разве вы не видите?
За всеми этими спорами я, мало того, что пропустила конец разговора за стеной, так ещё и не заметила, что сам разговор как-то вдруг закончился, а дверная ручка медленно опускается.
– Время вышло! – оскалилась Птица и, выхватив у Молчуна шило, рванула к выходу.
Не знаю, почему я винила себя за то, что произошло дальше. Моей вины в этом не было. Не я кинулась с ножом на вошедшего. Не я полоснула по чёрному сильному телу. Не я приставила Соратнику нож к горлу и под крики толпы пробивалась к фобу. Я вообще не делала ничего. Не могла. Меня плотным захватом держал Молчун, радостно бормоча при этом, что уж теперь-то его обязательно возьмут в Фамилию, а дырки пусть другими затыкают.
Ничего из этого я не делала. Испугалась очень сильно – это правда, но… но совесть грызла мои внутренности нестерпимо и болезненно. Намекая мне на то, что надо было рассказать о маячке сразу, а не тогда, когда стало уже поздно.
Я в самом деле не понимаю, как трое подростков, самому старшему из которых было не более шестнадцати лет, смогли захватить двух заложников – меня и Соратника – и прорваться к фобу. Не последнюю роль в этом деле, полагаю, сыграло то, что у горла Соратника все время находилось шило Птицы. Девчонка скалилась на окружающих и ни у кого, даже у меня, не возникло сомнений в том, что она не раздумывая воспользуется своим оружием.
А может быть, всё дело было в том, что парень крикнул на чужом языке:
– Не стреляйте! Не смейте стрелять! Во имя неба, неужели вы не видите!? – не знаю, что уж они там должны были увидеть, но в нас действительно никто не выстрелил. Хотя толпа продолжала плотным медленным кольцом двигаться за нами. Соратник не сводил с меня тёмного взгляда и быстро-быстро говорил, не обращая внимания на впивающееся в кожу шило:
– Ёлка, пожалуйста, не дай ей пересечь границу. Делай, что хочешь, хоть выпрыгни из фоба… – от страха ли, на нервной ли почве, но мальчишка по-прежнему использовал чужой язык.
– Заткнись, – раздражённо прошипела Птица, злясь из-за того, что не понимает о чём кричит Соратник.
– Монета у тебя? – спросил он, никак не реагируя на угрозу. А из-под ножа тем временем вытекла тонкая струйка крови. Он бессмертный или просто сумасшедший?
– У меня, – ответила я хрипло и, прокашлявшись, повторила громче:
– Она у меня.
Толпа громко и слаженно ахнула, отшатнувшись назад дружной разноцветной волной. И в наступившей тишине я вдруг услышала, как сдавленно вскрикнув, заплакала женщина, а Соратник рассмеялся.
– Север найдет, – пообещал мальчишка, продолжая улыбаться.
– Я. Сказала. Заткнись! – Птица взвизгнула и вонзила в основание тонкой шеи своё оружие. Раз. Второй и третий. Словно точку поставила после каждого слова.
А я испуганно смотрела, как чёрные глаза расширяются в изумлении и прячутся от меня под тяжёлыми веками. Навсегда.
– Зачем ты это сделала? – закричал Молчун, когда мы были уже внутри фоба. Птица, убрав перегородку, устроилась за пультом управления.
– Тебя забыла спросить, – буркнула она в ответ, и фоб стал набирать высоту. – О чём он тебе говорил там, бледная немочь?
Вопрос был явно адресован мне, но у меня перед глазами всё ещё стояла залитая кровью шея Соратника, и отвечать я была не способна. Птица же, не глядя в мою сторону, колдовала над пультом, отсылая в ночное небо сообщения и команды. И я понимала, что связывается она не с Корпусом и не со Службой безопасности.
– Куда мы летим? – спросил Ватрушка. – Ты знаешь координаты Корпуса?
– Знаю, – не моргнув глазом, соврала девчонка. – Не бойся. Скоро дома будем! – и рассмеялась счастливым смехом, щёлкнула по какому-то очередному тумблеру и, выдохнув громко, отвернулась от компьютера, сосредоточив своё внимание на мне.
– А теперь подробно, быстро и не раздумывая: откуда ты знаешь язык диких?
Я даже не обиделась, я пыталась привыкнуть к мысли о том, что мы бросили мёртвого Соратника в Поселке диких. Птица сложила руки на груди и предупредила:
– Советую не врать и поторопиться. Поняла?