Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - читать онлайн книгу. Автор: Иван Серов cтр.№ 148

У себя в кабинете я его еще раз обыскал, сказал, что завтра побеседуем, и сдал надзирателю, уехал домой. Вера Ивановна, естественно, ждала, волнуясь. Вообще, я ей в жизни приношу больше волнений, чем радости. Но что сделаешь, я тут не виноват. Так сложилась служба.

На следующий день я стал Федосеева допрашивать. Он подтвердил. «Зачем?» — «Из любопытства, тогда, когда я их убирал со стола». — «Куда убирал?» — «Уносил и клал их в папку т. Сталина, которую он всегда брал с собой, когда ехал в Кремль». — «Зачем подглядывал и подслушивал?»

Он довольно разумно отвечает, что мы все, т. е. сотрудники охраны, старались наблюдать за хозяином, чтобы ему не мешать, если спит, не шуметь, поэтому не я один, а и Кузьмичев* (генерал), и другие заглядывали, чтобы узнать: если спит, то не шуметь.

Зачем тапки надевал? Все с той же целью. Одним словом, я его допрашивал часов 5, и все довольно внятно говорил.

Круг знакомых у него ограничен. Я проверил, действительно так. В общем, довольно ограниченный человек, хотя и подполковник, а то, что он читал телеграммы, то за это подлежит к уголовной ответственности за злоупотребление служебным положением, не больше.

Днем позвонил т. Сталин и просил приехать доложить. Я поехал в Кремль и ему все доложил, что мог предварительно выяснить, и также доложил, что сейчас думаю вызвать его жену для тою, чтобы все это перепроверить. Выясню также всех его знакомых, с которыми он общался, и, возможно, вызову брата, который работает в Киеве в особом отделе МГБ. Т. Сталин согласился. Затем он мне сказал: «Сейчас звонил Абакумов и говорит — арестовали сотрудника МГБ Федосеева и следствие ведет Серов, а не МГБ. К тому же, я не знаю, за что он арестован. Я ему ответил, что вы — министр МГБ и мне должны доложить, за что арестован Федосеев, а не я вам буду докладывать. А следствие ведет Серов, потому что ЦК ему доверяет, а не вам».

Причем, он добавил, улыбаясь: «Я ему строго сказал и повесил трубку». Я собрался уходить, он мне сказал: «Вы чаще докладывайте». Меня несколько удивила такая заинтересованность этим делом т. Сталина.

Все эти дни занят только Федосеевым. Рассказал Круглову — тот машет руками: «Ты мне это не рассказывай».

Допросил жену. Тупая деревенская женщина. Работала 12 лет у т. Сталина, знает все сплетни. Кто с кем живет, начиная от сотрудников, в том числе, и федосеевских, и кончая большим, самым большим начальством, т. е. Сталин с Фросей. В общем, такую грязь плела, что мне неприятно сделалось.

Сказала, что иногда в кругу своих они вели разговоры о неправильном поведении некоторых начальников. Иногда при этом присутствовал брат Федосеева, приезжавший из Киева. Допрошенный брат, сотрудник ОО Киевского военного округа, это подтвердил. Причем брат оказался грязным человеком, хотя и сотрудник МГБ.

Он рассказал, что в числе репатриантов он допрашивал артистку красивую, которая путалась с немцами, была в Берлине и т. д. Так вот, с этой арестованной артисткой он спутался, в кабинете с ней возился, а затем за золотые часы он ее освободил.

В общем, грязный тип. Пришлось арестовать.

В общей сложности, вот уже около двух месяцев, как я вожусь с этими людьми. Кажется, все проводил.

Созвонился с т. Сталиным, приехал в Кремль и доложил ему, что можно заканчивать дело и привлекать Федосеева к уголовной ответственности, судить военным трибуналом за злоупотребление служебным положением.

Он, как-то мне показалось, остался недоволен моим выводом и сказал: «Мне думается, он англо-американский шпион. Его могли завербовать англичане, когда мы были на Потсдамской конференции в 1945 году. Вот там его и завербовали. Поэтому он подглядывал и подслушивал, а затем здесь передавал эти данные американцам. Ведь он признался, что телеграммы читал. Значит, американцы и англичане знали наши секреты. Вы еще раз его допросите и побейте, он трус и признается».

Я в конце этих указаний спросил, можно ли мне привлечь для допросов одного надежного сотрудника. Т. Сталин согласился. Я ушел.

Когда я приехал к себе, то сразу записал эти указания.

1. Ему никто не поручал перечитывать бумаги, это он делал самовольно. Его дело — подбирать рваные бумажки и жечь их. Проверить показания <Поскребышеву> А. Н. не поручал.

2. Вообще, он подлец. Я почти уверен, что он агент и кем-то подослан, чтобы нас отравить. Он нас со Ждановым в прошлом году отравил. Мы болели страшным поносом. А в этом году болело 12 чекистов.

3. Его надо крепко допрашивать, он трус, набить как следует.

4. Надо организовать внутрикамерную работу.

5. Предупредить, пусть он признается, тогда <нрзб>. Пусть скажет, кто его подослал. У американцев ничего не получилось, так он решил. Он врет и обманывает. Кому-то сведения передавал.

6. Кузьмичев проспал. Он уже ленивый, сам не проверяет, доверился <Федосееву>, а это хитрый деятель и обдурил его. Все эти факты проверить.

По дороге у меня было ужасное чувство о том, что Федосеев шпион, это никак не вяжется с его образом жизни. Он никуда не ходил. Кругом него живут сотрудники и бывшие сотрудники МГБ. Если бы к нему кто ходил посторонний, тоже было бы известно.

Придя к себе, я сел и стал думать. Все это мне показалось довольно странным. Я уже жалел, что мне поручили это дело. Я не привык и не могу делать против своей воли и сложившегося мнения. Плохо получается.

Все дни, проверяя связи Федосеева, еще раз допрашивал жену. Поручил следователю, которого я привлек по делу Федосеева, ознакомиться с делом и допросить его.

Он пришел с допроса и добавил, что он стоит на своем и просится ко мне на прием. Новых данных никаких не получил, хотя организовал все необходимые «литера». Брат оказался такая болтливая дрянь, что просто ужас. Он в камере все рассказал о себе и брате, но ничего шпионского.

Вызвал на допрос Федосеева и стал час за часом уточнять, где он <бывал> в Потсдаме. Тот все вспомнил и довольно детально все рассказал. Причем, я там около них тоже был, и он мне в ряде случаев напоминал: «Вы помните, т. генерал, то-то, вы там были». И действительно так было. В конце допроса я его подвел к тому, что не завербован ли.

Мне и самому неприятно было об этом спрашивать, так как я был уверен, что никто его не вербовал. Федосеев заплакал и говорит: «Неужели бы я на такую гадость пошел, находясь на таком месте, всем обеспеченный, чего еще мне было надо?» Все это он рассуждает правильно.

В конце я строго сказал: «Подумайте еще раз и честно расскажите следователю». Когда его увели, я, посоветовавшись со следователем, сказал ему, что подозрения на шпионаж высказал т. Сталин. При этом он сказал, что «надо побить, он трус и признается».

Следователь говорит: «Давайте припугнем его немножко». Я ему сказал: «Пойдите в камеру, допросите, за ворот потрясите, но не сильно», — и придете ко мне.

Через 15 минут является улыбающийся следователь и заявляет: «Федосеев просится к вам». Я вызвал его. Он мне говорит: «Прошу меня вызвать к хозяину, я все расскажу». Я был ошеломлен. Неужели я ошибся? Неужели шпион! Я ему ответил, что «доложу о вашей просьбе т. Сталину».