Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - читать онлайн книгу. Автор: Наум Синдаловский cтр.№ 104

Инициатором и вдохновителем этого Договора, безусловно, был Сталин. Без его воли и согласия в то время в стране не происходило ничего. Поэтому всякие попытки оправдать подписание этого Договора международной обстановкой, вынужденной необходимостью выиграть время или какими-либо иными тактическими или стратегическими причинами, есть не что иное, как попытка реабилитировать Сталина и возродить в жизнь его идеи.

Другое дело, что события Второй мировой войны с ее началом стали развиваться по иному сценарию, автором и режиссером которого был другой политический авантюрист и международный преступник – Адольф Гитлер. Отсюда известный шок, который поверг «гениального стратега» Иосифа Сталина в прострацию и полную недееспособность, длившуюся несколько дней после нападения Германии на Советский Союз. Отсюда и его странное поведение, когда он, находясь в должности Верховного главнокомандующего всеми Вооруженными силами Советского Союза, долгое время, вплоть до первых видимых успехов Красной армии, даже не ставил свою подпись под приказами. Подпись казалась по меньшей мере странной, если не сказать двусмысленной: маршал Б.М. Шапошников «по приказу Верховного командования». Что имела в виду эта виртуозная иезуитская формулировка, кроме боязни выглядеть перед кем-то в невыгодном свете, сказать трудно. Во всяком случае, известно, что в голове Сталина долгое время не укладывалась мысль о том, что он, с такой скрупулезностью и последовательностью выполнявший все двусторонние договоренности, мог быть так коварно и вероломно предан своим политическим коллегой и «другом на вечные времена».

В последнее время были обнаружены документы, доказывающие, что Сталин не оставлял попыток вернуть дружеские отношения с Гитлером даже во время войны. Так, 20 февраля 1942 года по поручению Сталина была организована встреча представителей советской и немецкой разведок чуть ли не на самом высоком уровне. Советской делегацией руководил первый заместитель министра внутренних дел Советского Союза Меркулов. Сохранились тезисы для действий Меркулова на переговорах, написанные лично Сталиным. Один из пунктов этих тезисов выглядит более чем откровенно: «После передислокации армии, вооруженные силы СССР к концу 1943 года готовы будут начать совместные военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США». Добавим немаловажную деталь. Встреча происходила в занятом немцами советском городе Мценске.

Даже если, как утверждают некоторые историки, со стороны Сталина это было не более чем хитрым «тактическим ходом» с целью отплатить Гитлеру коварством за коварство, то факт все равно остается фактом. Переговоры были, и от этого никуда не деться.

Так что 27 миллионов жертв, брошенных на алтарь нашей победы, оказалось недостаточно для искупления преступления одного человека, совершенного в августе 1939 года. Круги по воде от камня, брошенного 70 лет назад, продолжают расходиться, и с каждым следующим августом жертв становится все больше и больше.

Никакой народ в массе своей мстительным не бывает. Напомним, что драматическим летом 1812 года в петербургских гостиных и салонах продолжали общаться между собой по-французски, а во время всей Великой Отечественной войны 1941–1945 годов в советских школах не прекращали изучение немецкого языка. Обратим внимание и на то, что после завершения войн дружба между народами воевавших держав усилиями этих народов, как правило, становится еще крепче. Видимо, причина этого феномена состоит в том, что народ как таковой не видит своей вины в развязывании этих войн. И это так. Между тем кто-то же должен быть виновен. Иначе не бывает.

В этой связи характерен текст, выбитый на фронтоне мемориального Пискаревского кладбища в Петербурге: «Никто не забыт и ничто не забыто». Эти слова, давно вошедшие в золотой фонд ленинградского городского фольклора, принадлежат нашей поэтессе, Блокадной Музе – Ольге Берггольц. Мы привыкли к тому, что они обращены к ленинградцам, погибшим во время героической блокады. Но давайте повнимательнее вчитаемся в эти вечные строки. У настоящих поэтов не бывает мыслей простых и односложных. Они всегда и более глубоки, и более сложны, чем кажутся нам на первый взгляд. Ведь, как сказано, поэт в России всегда больше, чем поэт. Что значит: «Никто не забыт и ничто не забыто»? В первую очередь это, конечно, те, кто покоится под плитами кладбища и их героический подвиг. Но одновременно это и те, кто участвовал в развязывании преступной войны как с той, так и с другой стороны. И те, кто бездарно ее вел в первый период, допустив неисчислимые жертвы среди солдат и мирного населения, а затем единолично присвоил себе Победу, по праву принадлежащую всему советскому народу.

В 1801 году в глубине Марсова поля, вблизи набережной реки Мойки был установлен памятник великому русскому полководцу Александру Васильевичу Суворову, «Богу войны», «Российскому Марсу», как называли его в народе. Известно, что Суворов командовал войсками в 93 сражениях, и все они были им выиграны. Более чем трехметровую фигуру генералиссимуса в древнеримских доспехах с мечом и короткой шпагой в руках выполнил скульптор М.И. Козловский. В 1818 году по предложению Карла Росси памятник перенесли на новое место, в центр созданной Суворовской площади, которую в Петербурге тут же стали называть «Площадью побед». Идея Росси, тогда же реализованная, напомнила петербуржцам не только о взаимоотношениях Суворова с сильными мира сего, но и о его отношении к парадной, небоевой стороне солдатской службы. Если раньше Суворов стоял лицом к Марсову полю, на котором регулярно проходили воинские смотры, учения и парады, то теперь он повернулся к нему спиной. Такое демонстративно пренебрежительное поведение полководца вызвало волну мифотворчества:

Во время Великой Отечественной войны памятник Суворову едва не погиб. Как известно, в блокадном Ленинграде существовала суеверная примета: город не будет сдан до тех пор, пока в монументы великих русских полководцев Суворова, Кутузова и

Барклая-де-Толли не попадет хотя бы один снаряд. Памятники действительно на протяжении всей войны стояли ничем не защищенные, и даже во время самых страшных артобстрелов города они оставались невредимы. Чтобы спрятать их, скорее всего, не было ни сил, ни времени, ни достаточных средств. Например, памятник Суворову еще в самом начале войны предполагалось поместить в подвал соседнего дома. Но оказалось, что проем подвального окна узок и для того, чтобы внести памятник, окно необходимо расширить. Однако сразу сделать это было невозможно, а затем переносить статую в укрытие было уже не по силам ослабевшим ленинградцам. Говорят, что фашистский снаряд, чуть-чуть не задев голову стоящего на пьедестале полководца, влетел в соседний дом и разорвался именно в том подвале, куда в самом начале блокады собирались спрятать памятник.

В то время значение памятника Суворову было так велико, что, судя по фольклору, об этом знали далеко за пределами Ленинграда. Фольклористам известна уральская легенда о солдатах, которых специально проводили мимо памятника Суворову у моста через Неву, «они ему честь отдавали».