Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Синицин cтр.№ 68

Не конкурируя с Вячеславом в описании психологических, политических, детективных и иных деталей секретных переговоров между Москвой и Бонном, хотел бы только дополнить его книгу некоторыми акцентами и фактами, о которых автор поведал весьма глухо в силу тех или иных причин.

Кеворков отмечает, что Андропову недолго пришлось убеждать Брежнева, а через него и премьера Косыгина в целесообразности такого канала. Справедливости ради следует сказать, что министр иностранных дел Громыко долго сопротивлялся осуществлению этой инициативы Андропова и требовал у Брежнева, чтобы все контакты с немцами велись только через официальных дипломатических представителей МИДа. Но Андропов был лучше, чем Громыко, осведомлен, видимо от Куусинена, об истории тайной дипломатии Советской России с Германией с 1917 года. Во всяком случае, именно в архивах его ведомства хранились секретные документы о Рапалльском договоре, о тайных связях с Веймарской республикой в период послевоенной изоляции Германии в Европе, о военном сотрудничестве рейхсвера с Красной армией в 30-х годах, когда немцы, которым запрещалось любое перевооружение по Версальскому мирному договору, строили танки и боевые самолеты и испытывали их в СССР, работали над боевыми отравляющими веществами в содружестве с советскими химиками. Наверное, еще много и других тайн скрывается в этих архивах, включая и те, как НКВД выдавал гестапо немецких социал-демократов и коммунистов, бежавших в СССР от гитлеровской тирании…

Громыко долго пытался «перетащить германское одеяло» на себя, но тайный канал через Кеворкова и Андропова уже бесперебойно и успешно заработал. Брежневу это очень понравилось. Генсек и председатель КГБ действовали слаженно, министру иностранных дел пришлось присоединиться к мнению вождя и не подрывать усилий Андропова. Когда главное дело было завершено, документы в Москве, при участии Эгона Бара, и в Западном Берлине по инструкциям Брежнева и Андропова, с участием Кеворкова, были подготовлены, согласованы и подписаны, Громыко все не унимался. Он не оставлял попыток пристроить к этому тайному каналу своего информатора — дипломата-германиста Валентина Фалина. Амбициозный Фалин и сам все время старался проникнуть в секретные игры Кеворкова под руководством Андропова и как следствие к уху генерального секретаря. Но Юрий Владимирович почему-то терпеть не мог этого самовлюбленного карьериста. Даже когда умный Фалин в 70-х годах стал послом СССР в ФРГ и засыпал МИД довольно занятными шифротелеграммами в расчете на то, что Громыко будет давать их «по высшей разметке» читать только Брежневу, Андропов отнюдь не закрыл тайный канал связи с руководителями Западной Германии, а продолжал пользоваться услугами Кеворкова.

В силу специфики прямой связи именно с лидерами Западной Германии, к которой у большинства примитивных, как Хрущев, политиканов из политбюро господствовала германофобия, то есть ее особой конфиденциальности, Брежнев, Андропов и Громыко не информировали «ястребов» из высшего руководства партии о своих намерениях сближения с правящей в Западной Германии социал-демократией. Может быть, это происходило потому, что для кондовых коммунистов, воспитанных в сталинские времена, слово «социал-демократ» по-прежнему оставалось ругательным, а мировым фоном для доброжелательных контактов руководителей в Бонне и Москве служили такие акции, нагнетавшие международную напряженность, как разгром «социализма с человеческим лицом» на Западе и настоящие военные действия пограничных войск СССР на советско-китайской границе в 1969 году.

Вячеслав Кеворков, к сожалению, не сообщает о том, как реагировали его коллеги внутри КГБ на то, что происходит в Чехословакии, и не появились ли уже тогда маленькие, но трещины в монолите спецслужб.

И еще один интересный момент, который выпал из удивительно откровенного повествования Кеворкова. Автор подробно рассказывает о том, что весной 1972 года в ФРГ вспыхнула острейшая политическая борьба по вопросу о ратификации подписанного в Москве в августе 1970 года в результате тайных контактов первого из восточных договоров — СССР — ФРГ. В связи с ратификацией договора в бундестаге в случае перевеса голосов против ратификации было бы автоматически проявлено недоверие правительству Брандта — Шееля. Тогда оно должно было бы уступить власть оппозиционным партиям, а договоры — потерять свое позитивное содержание. Не только оппозиция в Западной Германии, но и закостеневший коминтерновец Вальтер Ульбрихт, первый человек в ГДР, хотели бы подорвать Московский договор. Брежнев делал заявления о его пользе для обеих стран и мирового сообщества, Андропов выпустил на жительство в ФРГ большую группу советских немцев, которым давно отказывали в репатриации на историческую родину, — все было напрасно.

Политические противники Московского договора и многие обозреватели в СМИ ФРГ уверенно заявляли, что Брандту не хватит для ратификации по крайней мере одного голоса из собственных рядов. Называли даже сумму денег, за которую тайный сторонник оппозиции из либералов готов предать свою партию.

Кеворков вспоминает о своем разговоре по «вертушке» из Берлина с Андроповым, который поинтересовался у генерала, не собираются ли социал-демократы привлечь на свою сторону, тоже за плату, хотя бы пару депутатов от оппозиции.

Накануне этого разговора Вячеслав как раз имел беседу об этой ситуации с Эгоном Баром и задал ему такой же вопрос. Статс-секретарь ответил ему, что у социал-демократов нет таких денег, чтобы перекупать депутатов от оппозиции, а потому нет и соблазна прибегать к такому методу. Вероятно, цена депутатского голоса была действительно весьма велика. В СМИ Западной Германии назывались ее минимальные и максимальные величины — от 50 тысяч марок до полумиллиона. Скорее всего, она приближалась действительно к верхней шкале предположений.

И тут председатель КГБ, будучи московской стороной тайного канала, приступил к решительным действиям. Глава управления КГБ в Восточном Берлине генерал Иван Фадейкин вручил Кеворкову по поручению Андропова портфель с миллионом немецких марок для передачи его социал-демократам. Но Эгон Бар ушел на этот раз от контакта с Вячеславом, очевидно уловив финансовую подоплеку желания Кеворкова встретиться с ним. У статс-секретаря остались чистыми руки, а генерал вернул деньги в портфеле Ивану Фадейкину и тоже остался чистым в криминальном значении этого слова.

Не знаю, был ли осведомлен Кеворков о следующем или, может быть, предыдущем шаге предусмотрительного Андропова. Вероятно, он и не знал о нем, поскольку это мероприятие проходило не по линии 2-го главка, а проводилось 1-м Главным управлением, то есть внешней разведкой.

Председатель КГБ опасался возможного поражения социал-либеральной коалиции и конфуза с важнейшим договором тех времен. Он имел об этом информацию не только от Кеворкова. В преддверии ратификации он снова выбросил «десант» из самых опытных советских разведчиков, на этот раз в Бонн и Западный Берлин. Как мне рассказывал позже упоминавшийся ранее мой друг Василий Ситников, входивший в этот «десант», все легальные и полулегальные, старые и новые контакты в Западной Германии профессионалов этой группы разведчиков были энергично задействованы для того, чтобы оказать максимальное, хотя и не прямое, давление на депутатов бундестага для ратификации Московского договора.