– Какая тебе разница? – отмахнулась от нее Золотарева. – Все равно уж приехала за мной. Знаешь, я это оценила. Не каждая бы так поступила. Спасибо.
Сыромятникова зло рассмеялась:
– На что мне твое «спасибо»? Неужели ты думаешь, что я за твои чумовые фиоле… то есть зеленые, кудри школу прогуляла?
– Нет, конечно… Ты, наверное, из-за Германовича? Он очень просил?
– При чем тут Германович? Плевать мне на вашего Германовича!
– Тогда я совсем ничего не понимаю! – окончательно растерялась Ксения.
– Это я ничего не понимаю! – не менее Ксении удивилась Ирка. – Здесь что, еще и Германович был?
– Германович-то был, конечно…
– Во дают! Так чьи же я дела устраиваю? Твои со Стасиком, что ли? И зачем мне это надо? Хотя… – Ирка вдруг так счастливо улыбнулась, что больше чем когда-либо стала похожа на свеженький кисломолочный глазированный продукт. – Все гораздо лучше, чем я думала. Отлично! Едем! Только вот мне с тобой, такой… зеленой, прости, даже рядом идти стыдно.
– Я могу идти отдельно, – медленно произнесла Ксения, потому что в ее мозгу шла напряженная работа совсем в другом направлении. – Скажи, Ира, а у Германовича есть мотоцикл?
– Насколько я знаю, нет.
– А ездить он умеет?
– Вот это мне неизвестно. Возможно, как-нибудь плохенько сможет. У наших парней в прошлом году автодело было. Обэжэшник где-то достал старый грузовик, всех мальчишек ездить учил, пока какие-то сволочи эту машину не разобрали до основания. Меньше года у школы под навесом простояла.
Ксения подумала еще, потом резко развернулась к Ирке-Сырку и дрожащим голосом задала самый важный для нее сейчас вопрос:
– Эта дача… Германовичей?
– Еще чего! Твой кретин Стасик привез тебя на дачу Григорьевых.
– Не может быть… – побелела лицом Ксения и в сочетании с зелеными волосами стала похожей на только что вытащенную из воды задыхающуюся русалку.
– Э-э-э, Золотарева! – испугалась Ира. – Ты чего? Здесь врачей нет! Воды дать?
– Не надо… – Ксения собралась с силами и задала Сырку еще один очень важный вопрос: – Кто попросил тебя сюда за мной съездить?
– Ну ты даешь! Что за вопросы? Серега, конечно. Его же дача! У Германовича ключей от нее нет.
– Так ты говоришь… Григорьева родители посадили под домашний арест за мотоцикл?
– Ну да!
– А тогда это что? – И Ксения протянула Ирке тетрадь по геометрии ученика 8-го класса «В» Германовича Станислава.
Ирка покрутила в руках тетрадь и пожала плечами:
– Тетрадь как тетрадь… прошлогодняя… Сама не видишь, что ли?
– Вижу. Но почему тетрадь Германовича на даче у Григорьевых?
– Понятия не имею! Может, они вместе к экзамену готовились? У нас в прошлом году один экзамен был, переводной, и как раз по геометрии. А может, Серега что-нибудь списывал с тетрадки Стаса. Кто их знает… И вообще, при чем тут тетрадь?
– Ира, а есть у Григорьева мотоциклетный шлем… такой… шикарный, фирменный… с тонированным стеклом? – с новым вопросом наступала на Сыромятникову Ксения.
– Есть. Ему старший брат летом подарил. На день рождения.
– А куртка черная… вся в заклепках?
– Кожаная?
– Да.
– Есть и куртка! Ты не представляешь, как тетя Тамара ругалась, что Сережка хорошую вещь испортил. Даже на нашем участке были слышны ее вопли. А куртка, я тебе скажу, дрянь дрянью. Твой Германович ни за что бы такую не надел.
– Не может быть… – прошептала Ксения.
– Точно говорю! Он же у нас такой модник! А у родителей денег – куры не клюют! Одевают его, как звезду шоу-бизнеса.
– Да я не про то…. Какая же я дура…
– Кто другой, может быть, и спорил бы, а я так не буду! – тут же согласилась с ней Сыромятникова.
– У тебя, Ирка, тоже ума немного, – устало заметила ей Ксения. – Зря веселишься. Говорят, ты в Григорьева влюблена?
– А я и не скрываю! Сережка получше вашего придурка Германовича будет.
– Так вот, Сыромятникова, я здесь не с Германовичем была, а с Григорьевым…
– Чего ж ты мне про Стасика плела? – встрепенулась Ирка.
– Я не знала, – простонала Ксения. – Вернее, не хотела знать… Ты прости… Слушай, он тебе очень нравится?
– Да я ради него на что хочешь пойду! Видишь, даже за тобой на дачу приехала, школу закосила. А он все-таки… значит… с тобой? – Сыромятникова пожевала эту мысль губами, проглотила и спросила: – Тогда при чем тут Германович? Ничего не пойму. Ты меня совершенно запутала.
Ксения с жалостью посмотрела на сбитую с толку Ирку и вкратце рассказала ей историю своего знакомства с Ночным Мотоциклистом.
– И ты хочешь сказать, что все время думала, что тебя катает Германович? – возмутилась Сыромятникова.
– Нет. Сначала он говорил, что учится в другом девятом, в параллельном. А однажды его исчезновение совпало с болезнью Стаса, и я подумала… вернее, мне очень хотелось думать, что Ночной Мотоциклист – Германович… Мотоциклист мне говорил потом, что у него мотоцикл сломался, а я не поверила.
– Ну и зря. У него не мотоцикл, а развалюха. Без конца ломается. Старикашка он – времен молодости дяди Толи… ну… отца Сережкиного. Тетя Тамара все время за Сережку дрожит: вдруг мотоцикл прямо под сыночком развалится. Они все так ссорятся из-за этой колымаги – ужас! Прямо яблоко раздора, а не «Иж».
– Какая же я дура… – опять повторила Ксения.
– Возможно, у тебя еще и со слухом не все в порядке? Вы же не молчали, общались же как-то. Не поверю, что шлем до такой степени искажает голос, что не узнать! Неужели…
– В том-то и дело! – перебила ее Ксения. – Мотоциклист грассировал, как Стас.
– Чего-чего делал? – не поняла Сырок.
– Ну… картавил немного. Звук «р» у него такой – раскатистый.
– А-а-а! Так бы и говорила! Сережка тоже нечисто «р» выговаривает. Мы, между прочим, в первый класс втроем из одной группы логопедического детского сада пришли: я, Стасик и Сережа. Я в детстве свистящие и шипящие путала и неправильно их выговаривала. Как ты думаешь, что у меня означало «школькие шашуки»?
Ксения, улыбнувшись, сказала первое, что пришло в голову:
– Школьные шашлыки?
– Никакие не шашлыки, а скользкие сосульки. У меня все прошло, а у Сережки и Германовича – нет. Наверное, звук «р» труднее восстанавливается. Они, конечно, могут произнести правильно, если захотят. Этому в садике и учили. Но Стасику, я думаю, лень напрягаться, да и к чему? Девчонки и так в обморок падают от одного его взгляда. Вот взять тебя! Не успела к нам прийти, тут же в него втрескалась.